Жизнь счастливая, жизнь несчастная

Когда решение о переезде обрело чёткие очертания, маме я не сказала об этом ни слова. Она жила в неведении, и это было мне на руку. Чем позднее она узнает, тем меньше погибнет моих нервных клеток. На предыдущей неделе я решила, что время пришло и посвятила маму в наши планы. К моему удивлению, она спокойно восприняла эту новость, но лишь потому что по своему обыкновению она слушала меня, но не слышала о чём я толкую. Она не осознала всей глубины и серьёзности, и как обычно напридумала себе всякого – решила, что мы едим в гости к маме мужа, хотя я ни слова об этом не говорила.

Когда до неё дошёл истинный смысл, её спокойствие сменилось напряжением. Она пришла ко мне домой, её голос отдавал холодом, а вопросы звучали резко, словно я вдруг оказалась на допросе. Я сидела на стуле, а она стояла надо мной, скрестив руки на груди – в позиции неприятия.

– А если вам там не понравится? – спрашивала мама.

Что ж, вполне уместный вопрос. Хуже точно не будет.

– Если у тебя, как ты сама говоришь, такая нежная психика, ты уверена, что ты справишься на новом месте с проблемами?

Вероятно, мама беспокоилась за меня, но делала это так, словно хотела ударить по больному или же внушить мне страх и неуверенность. В любом случае, мама не знала одного – в моё сердце невозможно поселить страх, поскольку он давно там живёт.

– Здесь есть и садик и школа, – аргументировала мама. – А там ты не знаешь…

Я провела в Кочках детство и юность. Каждый день я видела одноэтажные частные постройки, поля с болотами, берёзы и тополи. Конечно, я хотела, чтобы мои дети знали, что на свете существуют театры, бассейны, школы актёрского мастерства и многое другое, чего никогда не было и не будет в селе.

– Так вы и мебель отсюда увезёте? – удивилась мама.

Она всё таки не до конца осознала всю грандиозность нашего переезда, всю его основательность и необратимость.

Этот разговор закончился тем, что мама ушла, хлопнув дверью, перед этим высказав в мой адрес угрозу.

Когда я была ребёнком не было такого понятия как «моя жизнь». Я была неотделима от мамы, поэтому и жизнь была не моей, а нашей с мамой, общая. И если мама была счастлива, то и я чувствовала и разделяла это счастье, наполняя им своё существование, а если мама злилась и нервничала, то жизнь покрывалась кромешным мраком. После развода родителей, разлуки с отцом и переезда в село жизнь покрылась кромешным мраком.

Одним тёплым безмятежным вечером мы гостили у бабы с дедой. Мама, тётя, Юля и я сидели на летней кухне, и мама пыталась заставить меня выпить кефир. Этот кислый напиток с противными комочками готовила баба Валя. Он обладал неприятным запахом скисшего молока и имел привкус чего-то несвежего и забродившего. Мама считала, что мне жизненно необходимо употреблять кефир, поскольку он полезен для кишечника. Я сделала пару глотков и ощутила во рту комочки, после чего наотрез отказалась от сомнительного питья. Мама пришла в ярость и накинулась на меня. Тётя в испуге закричала, выскочила из летней кухни и ринулась звать на помощь бабу с дедой.

– Лариса Алёну убивает! – кричала она, нарушая безмятежную тишь сельского вечера.

На пороге летней кухни появилась баба Валя, её лицо было по привычке строгим. Мама постепенно успокоилась, но кефир я так и не выпила.

Земля уходила из-под ног, когда она злилась. Я прятала вглубь себя свои чувства, злилась и винила себя в том, что мама выходит из себя, кричит и меняется в лице.

Однажды ночью я встала с кровати и пошла в туалет, во тьме касаясь стен и дверей. Внезапно резкий, полный смертельного ужаса крик разорвал тишину. Я вздрогнула, колючий страх пронзил каждую клеточку тела. Я бросилась обратно в комнату, быстро запрыгнула в кровать и накрылась с головой одеялом. Мама кричала во сне. После развода ей начали сниться кошмары. Она рассказывала, что ей снились трупы. Гора из трупов.

Мама страдала проблемами со сном с детства. Обеспокоенные родители водили её по знахаркам, показывали врачам, но всё было без толку. Таблетки лишь на время помогали справиться с бессонницей, и когда препараты не помогали, наступали минуты отчаяния и страха.

В школе у мамы не складывались отношения с одноклассниками. Подружки шептались у неё за спиной, а один мальчишка обзывал её стрекозой. Она говорила мне об этом однокласснике так, словно он до сих пор её обзывал, настолько была сильна её ненависть к нему. «Он называл меня – «стрекоза! Стрекоза!» и постоянно пытался поддеть», – говорила она, произнося слово «стрекоза» неестественно противным голосом.

Ненависть мамы передалась и мне, разлилась по венам и достигла сердца. Я переняла эстафету злости и теперь тоже люто ненавидела её одноклассника. Мама достала из папки чёрно-белую фотографию и показала на мальчишку, сидящего в первом ряду. У него были чёрные волосы и, как мне тогда показалось, жестокий взгляд. Мама убрала изображение, а немного погодя я достала эту фотографию из папки и расцарапала лицо одноклассника остриём от ножниц.