Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Но промакиавеллианское британское правительство, как это часто случалось, фактически вообще ничего не делало. Об истинности их намерений можно судить по численности войск, находившихся в Южной Африке, не только в то время, но и вплоть до середины 1899 года. Разбросанные по огромным границам, — а два главных порта, Кейптаун и Дурбан в провинции Наталь, находились на удалении почти семисот миль друг от друга — было всего шесть тысяч солдат, включая кавалерию и три батальона легкой полевой артиллерии. А у президента Крюгера, заключившего тайный договор с Оранжевым свободным государством, были другие планы.

Единственное, в чем у президента не было недостатка, так это в деньгах. Задолго до налета Джеймсона он начал закупать оружие у Германии и Франции. К 1899 году накопленный им арсенал мог обеспечить пятью современными магазинными винтовками каждого бура в стране. Ввезенные им полевые орудия были самыми тяжелыми из когда-либо созданных. Президент Оранжевого свободного государства требовал поделиться с ним частью из его двадцати пяти миллионов патронов.

Более того, в британской Капской колонии у него было много сторонников-нидерландцев. Когда начались военные действия, он полагал, что получит вооруженную поддержку Германии; в этом его заверил германский министр, а кайзер во время налета Джеймсона прислал ему открытую телеграмму с поздравлениями по случаю победы над Джеймсоном, одержанной «без обращения за помощью к дружественным державам». Объединившись с Оранжевым свободным государством, президент Крюгер мог бросить на поле сражений от сорока до пятидесяти тысяч конных стрелков, причем еще сорок тысяч оставались бы в резерве, и лучшую артиллерию по сравнению со всем, чем располагала Англия. Когда подошло время, цель его заключалась в том, чтобы вести прочесывание за пределами своих границ и изгнать британцев из Южной Африки.

И не было ни малейших причин, по которым он не мог бы этого добиться. Мы не хотим занимать чью-либо сторону; кто может обвинять президента Крюгера или даже не аплодировать ему, если он хотел, чтобы Нидерландская республика правила в Южной Африке?

Но то, как его описывали журналисты во всем мире — как набожного, глуповатого фермера с винтовкой в одной руке и с Библией в другой, — было по меньшей мере не совсем верно.

«С нами Бог. Я не хочу войны. Но больше я не уступлю», — заявил он позднее, когда подписывал заказ на дальнейшие поставки боеприпасов.

А в Англии в мае 1899 года, когда сэр Альфред Милнер из Южной Африки призывал правительство ее величества вмешаться на стороне уитлендеров, Конан Дойл как раз закончил свои газетные споры с доктором Робертсоном Николлом по поводу пяти имен. Он также напряженно работал.

В затененном лиственницами кабинете в «Андершо», из окон которого были видны теннисный корт и начинавшийся от передней террасы сосновый лес, он работал над рассказом из шестнадцати тысяч слов «Хозяин Кроксли», которому суждено было стать соискателем награды. Но отзвуки южноафриканской стычки звенели у него в ушах. Из всех неистовых сторонников буров в Англии самым неистовым была Мадам.

Всегда мечтавшая о рыцарстве, она писала: «Мне кажется отсутствием великодушия то, что эту маленькую группу буров ставят в невозможное положение и пытаются громить их только за то, что они там находятся. Это недостойно нашей великой страны. И нет сомнения в том, что те же самые деньги, на которые был начат этот налет и разжигались страсти, теперь используются, чтобы довести дело до конца».

«Нет, нет и нет!» — протестовал сын, хотя испытывал к налету чувства отвращения. В письме, отправленном в день его рождения, 22 мая, он просил ее не касаться больше этой темы.

«Ну вот, мне и стукнуло сорок лет; но жизнь становится все более полной и счастливой. О физических упражнениях могу сказать, что сегодня играл в крикет, заработал 53 очка из 106 набранных всей командой, переиграл 10 своих оппонентов, так что пока нахожусь в форме».

Сорок лет? Это могло смешить его, потому что он чувствовал себя на двадцать пять или тридцать. Он с ликованием сообщил Мадам, что «Дуэт» хорошо расходился в Америке. Он закончил письмо отличной новостью о том, что две его пьесы, «Шерлок Холмс» и «Напополам», будут поставлены до конца года. Американский актер Уильям Жиллетт уже прибыл в Англию с рукописью первой пьесы.

Строго говоря, пьеса «Шерлок Холмс» была уже больше не его. В Америке Чарльз Фроман принял ее к постановке и передал Уильяму Жиллетту; горя желанием сыграть в ней роль, он попросил разрешения переписать ее согласно его собственным соображениям. Автор, которому к тому времени все это дело наскучило, согласился. Она была настолько сильно переработана, что превратилась в другую пьесу, и теперь никто не знает, о чем она была первоначально. Потом, после долгого молчания, от Жиллетта пришла телеграмма.

«МОЖНО ЛИ МНЕ ЖЕНИТЬ ХОЛМСА?»