Жизнь Шарлотты Бронте

Жизнь в далекой деревне, в уединенном доме не дает многих впечатлений, которые могли бы запасть в память ребенка, чтобы дать пищу для долгих размышлений. Порой здесь ничего не происходит в течение многих дней, и тогда какое-нибудь мелкое происшествие из недавнего прошлого приобретает загадочное и таинственное значение. Поэтому дети, растущие в глуши и уединении, часто оказываются задумчивыми и мечтательными. Впечатления, которые производят на них необычные виды земли и неба, случайные встречи с людьми, обладающими странными лицами и фигурами, – встречи редкие в этих отдаленных местах – подчас преувеличиваются ими так, что приобретают смысл почти сверхъестественный. Эту странность я очень ясно вижу в произведениях Шарлотты, написанных в то время, и если принять во внимание обстоятельства, в которых они создавались, то странность исчезнет и покажутся черты, общие для всех персонажей – от халдейских пастухов («одиноких пастырей, по половине летнего дня возлежащих на зеленом дерне») до одинокого монаха, – детские впечатления, растущие и оживающие в воображении, воплощающиеся в образы, становящиеся сверхъестественными видениями, сомневаться в реальности которых было бы кощунством.

Однако наряду с подобными склонностями Шарлотта обладала и прекрасным здравым смыслом, он уравновешивал тягу к сверхъестественному и склонял следовать практическим требованиям быта. Шарлотта должна была не только делать уроки, прочитывать необходимое количество страниц и извлекать из книг определенные идеи, но и убирать комнаты, бегать с поручениями, помогать на кухне, служить по очереди товарищем в играх и старшей ученицей для своих младших сестер и брата, шить и штопать, а также учиться экономии у своей хозяйственной тетушки. Поэтому хотя ее воображение и было чрезвычайно сильно развито, однако прекрасное понимание практической стороны жизни очищало его от фантазий и не давало им воплощаться в реальности. Вот что записала она однажды на клочке бумаги.

22 июня 1830 года, 6 часов вечера

Хауорт, близ Бредфорда

Нечто странное случилось 22 июня 1830 года: в этот день папа чувствовал себя очень плохо и оставался в постели; он был так слаб, что не мог подняться без посторонней помощи. Мы с Тэбби были вдвоем в кухне около половины десятого утра. Вдруг мы услышали стук в дверь. Тэбби поднялась и отворила ее. На пороге стоял старик, который не стал входить внутрь. Он заговорил и спросил у Тэбби:

Старик. Здесь живет пастор?

Тэбби. Да.

Старик. Он мне нужен.

Тэбби. Ему не по себе, он не встает с постели.

Старик. У меня к нему послание.

Тэбби. От кого?

Старик. От Господа.

Тэбби. От кого?

Старик. От Господа. Он велел мне сказать, что жених грядет, и что нам следует готовиться встретить его, и что узы скоро порвутся, и что золотой кувшин будет разбит, как разбит глиняный кувшин у колодезя.

На этом он закончил свою речь, развернулся и ушел своей дорогой. Когда Тэбби закрыла дверь, я спросила, знает ли она этого старика. Она ответила, что никогда ни его, ни даже никого похожего раньше не видела. Хотя я и была уверена, что это какой-то фанатик – может быть, и благонамеренный, но совершенно не представляющий истинной набожности, – однако, услышав его слова, которые прозвучали столь неожиданно, не смогла сдержать слез.

Дата написания приводимого ниже стихотворения не может быть установлена с точностью, однако мне кажется, что лучше всего напечатать его именно здесь. Скорей всего, оно написано до 1833 года, но насколько раньше – узнать нельзя. Я привожу его как образец замечательного поэтического таланта, который проявляется во многих миниатюрах, написанных Шарлоттой в описываемое время, по крайней мере в тех, которые я смогла прочесть.