Жизнь Штефана Великого

Молдавский посол спустился к гондоле на Большом канале и поплыл под Риальто. Повсюду видел он веселые толпы, под сенью вешнего расцвета. При всем падении своем, Венеция жила в великой пышности; слава ее зиждилась не только на мраморных дворцах и базиликах, книгохранилищах и галереях, но и на роскоши балов и изысканности пиров. Прошел всего лишь год после осады Лепаито; войска Магомета снова обложили крепость Скутари; не стало прежних кондотьеров Бертольдо и Малатеста, вечерами с дворцовых террас можно было обозревать подожженные наврапами фриулянские[115] села Тальяменто и Исонзо.

— Быть Штефану-Воеводе по-прежнему одиноким, — думал про себя архимандрит Иоанн, — Сеньория скоро замирится с султаном Магометом.

III

Жил в то время в Кракове, в келье, уставленной свитками, старый польский книжник по имени Ян Длугош. Имея от роду лет 65 и видя округ себя одни лишь суетные хлопоты, опечаленный скудоумием князей, жуя беззубыми деснами пепел неосуществленных надежд и мечтаний, он писал для грядущих поколений такие слова о подвиге Штефана-Воеводы у Высокого моста:

"О, удивления достойны и князь, столь же великий, как древние герои, коих мы прославляем, который в дни наши первым среди князей одержал столь славную победу над турками. По определению моему, ты достойнейший начальства и владения над всею землею; коему особливо место военачальника и предводителя против турок по всеобщему совету и заключению христианства вручить должно; между тем как короли и князья католики заняты междоусобиями, или пребывают в безделье и роскоши".

Но Штефан-Воевода не ведал еще этих слов; да если бы и ведал, они бы помогли ему столько же, сколько помогли и все прочие слова. Ибо отовсюду послы приносили одни грамоты. Он слушал их в молчании, а в это время грек-брадобрей заботливо удалял или искусно скрывал ранние седины господаря.

IV

В эти годы, покуда молдавский воевода без устали трудился, желая поставить в Валахии верного себе князя, покуда совершал он быстрые походы, то нападая, то обороняясь, покуда княжили в Валахии либо Цепелуш-Воевода, либо Влад Кэлугэру[116], покорные то воле господаря, а то турецким ордам Али-бея Михалоглу и Скендер-бея Михалоглу, — княжна Елена обручилась с княжичем Иваном и отбыла на север, в Московию.

Михаиле Плещеев, боярин великого князя московского Ивана Васильевича, прибыл к сучавскому двору осенью 1480 года. Поклонившись знаменитому сподвижнику христианства Штефану Молдавскому, посол представил грамоты и устно посватал княжну Елену за Ивана Васильевича, наследника великого князя.

Господарь сватовство принял, собрал приданое и пышный поезд. Княжна отправилась в Московию в сопровождении именитых бояр Сынжера, Герасима и Ласку, подружек, дочерей сих бояр и служителей. В Кракове свадебный поезд сделал привал; сам Казимир-король встречал с вельможными панами молдавскую княжну, приветствуя ее любезными словами и поднося свадебные подарки.

В день Филиппа Заговения, начала рождественского поста, Елена Штефановна прибыла ко двору великого князя Ивана Васильевича. Старая государыня, мать великого князя, встретила ее и до свадьбы определила ей местожительство в Воскресенской обители. А в Крещение отпраздновали свадьбу.

Так и не привелось увидеть господарю Штефану свою дочь Елену в этой жизни. Много пришлось ей выстрадать среди неурядиц и интриг далекого московского двора. И умерла в конце концов от яда в темничном подземелье вместе с сыном Димитрием. В ту весну, когда господарь разлучился с дочерью, повелел он собрать останки храбрецов, павших в Белой долине, и начать над их общей могилой построение святой обители Христа. Место битвы было названо Рэзбоень[117]. Сам князь своей рукой положил первый камень в основание храма. Затем велел он мастерам высечь надпись на плите, оставляя свободное место для года освящения.