Жизнь собачья

Мне никогда не бывает грустно потому, что меня часто гладят по морде и чмокают в лоб. Мне никогда не бывает страшно потому, что у меня есть Человек.

Но это жизнь, которая не случилась.

Нас никто не нашел тогда в лесу. Мешок разгрызли какие-то зверьки, пытаясь добраться до умершего братика.

Пошел сильный ливень и канаву, в которую нас бросили, затопило – еще три братика захлебнулись.

Что с остальными я не знаю. Я ползла и ползла, пока не заснула. Я проснулась от запаха еды, кто-то выбросил на обочину леса кулек с объедками.

Я нашла корягу, да так там и жила. Но когда мусор перестали выбрасывать три дня подряд, я пошла на поиски еды.

За лесом началась дорога, по которой все время с громким шумом проносилось что-то тяжелое и страшное.

Потом я увидела дома, и очень обрадовалась, ведь я помню, что мы родились в таком доме, и там было тепло и сытно.

Но в этих домах жили какие-то странные люди: они кидали камни, палки, иногда спускали своих породистых собак и кричали: «Гони ее, взять ее, фас…».

Только к вечеру какой-то прохожий отдал мне свой бутерброд. Но я не могла его есть – от жары у меня потрескалась пасть, а я третий день не могла найти воду.

Я брела по красивым чистым улицам с красивыми домами, но почему-то нигде не было воды, еды и доброго человека.

Когда стемнело, я заснула прямо под какой-то красивой блестящей железякой. Утром с нее стала струями литься вода, правда с ужасным запахом и пенными пузырьками. Но я так хотела пить, что пила не переставая, пока у меня не скрутило живот.

Потом какой-то человек стал вытирать тряпкой железяку и, увидев меня, стал хлестать этой тряпкой. Мне пришлось убежать.

Я проходила квартал за кварталом, но ничего, кроме красивых строений и шикарных растений не было: ни еды, ни воды, ни пристанища.

Так я вышла из города и дошла до озера. Это было настоящим спасением, ведь вода была всегда, а люди приезжали очень добрые и веселые: они хохотали, пели песни, и оставляли горы вкусностей по всему пляжу.

Но с наступлением осени людей становилось все меньше и меньше. Я начала голодать. Пришлось ловить рыбок и лягушек. Это было отвратительно, но по-другому мне не выжить.

Когда озеро замерзло, попить можно было, только воткнув морду межу камышом и льдом, но от этого морда все время кровоточила.

Мне пришлось опять уходить. Я пошла на запах человека и вышла к большой и шумной трассе, по которой носилось много железяк.

Вдоль дороги собралось много таких бродяг, как я. За каждый выброшенный из железяки огрызок нам приходилось драться друг с другом. Это тоже было отвратительно, но людям нравилось – они весело хохотали.

Я прибилась к старому псу, который уже еле ходил, и он разрешал мне подбирать еду, упавшую на его территорию. Я приносила ему часть.

Собаки часто менялись, многие погибали под железяками, другие приходили откуда-то. Подружиться ни с кем не удавалось, все боялись всех.

Так прошла зима, а весной я вернулась на озеро. Рана на морде от камышей за зиму не зажила, ужасно распухла и кровоточила.

В этот год на озеро приезжали совсем другие люди – при виде меня они кидались камнями и палками и, страшно скорчив лицо, кричали: «Какая уродина, что это с ней?»

Мне все тяжелее было выискивать еду по ночам, ведь днем приходилось прятаться.

Я уже с трудом открывала челюсть, я умирала.

Уже под осень на озеро приехал на железяке Человек, расстелил коврик, прилег, опершись на локти, и окинув взглядом красоту, стал громко читать стихи.

Я тихонечко, чтобы он меня не увидел, стала пробираться в свое укрытие, но наступила на палку и человек оглянулся. Увидев меня, он быстро встал и пошел ко мне, я еле передвигалась, потому упала и прижалась к земле – может он пройдет мимо…

Человек присел рядом со мной, внимательно осмотрел и потрогал морду, быстро встал и убежал.

«Испугался», – подумала я, услышав, как захлопали двери железяки. Но он вернулся раньше, чем я нашла силы встать. В руках он держал белые миски: в одной была вода, а в другой корм.

Я пыталась поесть, но челюсть уже не открывалась. Человек приблизился ко мне, и стал ласково меня уговаривать, положил мою морду себе на колени и стал заливать воду.

Это была самая вкусная вода в моей жизни. Потом он намазал мне морду какой то мазью. Его рука была такой ласковой, что мне совсем стало не страшно умирать. Я закрыла глаза.

Но умереть я не успела, он приехал вскоре, и не один. Из большой белой железяки, на которой были нарисованы две собаки, вышел другой Человек.

Они долго обсуждали что-то, потом подняли меня и погрузили в белую железяку. Мне стало страшно, ведь я видела, как многих собак затаскивали в такие железяки, правда грязные и черные, и больше этих собак никто не видел.

Но в этой железяке было чисто и сидели еще два щенка в клетках, и весело лаяли. Было так тепло, что я заснула.

Проснулась я в сверкающем помещении, в окружении людей в одинаковой голубой одежде. Человек гладил меня по морде, а люди щупали мне опухшую пасть и что недовольно и грустно говорили.

Мне было страшно и тоскливо, но рука человека гладила меня и я успокаивалась, мне вдруг так захотелось плакать…