Жизнь солдата

Эта давняя картина промелькнула в моем мозгу за считанные доли секунды. И я побежал по улице Либкнехта к далекому дому Арона. Я надеялся, что этот Исаак меня не узнает, и если мы убежим, в чем я не сомневался, то дома никто не узнает о моем проступке. Мы бежали по улице, а Исаак догонял нас по церковному саду. Когда мы пересекли Северо-Донецкую улицу, Исаак только перелазал через церковный забор. Когда мы выбежали на перекресток с Базарной улицей, Исаака сзади не оказалось.

Арон задыхался и бежать больше не мог. У него было слабое здоровье. Он болел малярией и во время приступов она отнимала у него все силы. Он всегда чувствовал, когда подходит приступ, и спешил домой. Бывало, сидит на уроке и вдруг встает и идет из класса. Это значило, что скоро будет приступ, и он спешит домой под двойное одеяло. Учителя знали об этом и никогда его не ругали за самовольный уход с урока. И сейчас он задыхался от каких-то двухсот метров бега. Мы подошли к церковной ограде деревянной церкви и высыпали все груши в траву. На углу церковного забора был колодец с воротом. Арон сел позади колодца, чтобы отдышаться.

В это время я увидел, что Исаак бежит к нам со стороны Циммермановской. Он, оказывается, побежал вокруг квартала, чтобы усыпить наше внимание.

– Бежим! – кричу я Арону, – Исаак сюда бежит!

– Бе-бе-ги о-о-дин, я тут ос-станусь!

Я подумал, что Исаак погонится за мной и не заметит Арона, и побежал дальше. Отбежав метров пятьдесят, я оглянулся. Исаак за мной не побежал. Он, наверно, тоже утомился. Все-таки парикмахер, бегать ему не приходится. Он стоял на углу и показывал мне кулак. Я сделал несколько шагов к нему, думая, что он погонится за мной, но он повернулся, чтобы уйти, и вдруг заметил ярко-рыжие кудри Арона за колодцем. Исаак осторожно подошел к колодцу и, рывком схватив Арона за воротник рубашки, потащил его на Циммермановскую. Эх, как я жалел, что Арон не согласился пробежать еще немножко. Мы были бы в безопасности. А теперь придется идти следом за ними – не оставлять же Арона одного. Я пошел за Исааком и Ароном и, когда увидел, что Исаак завел Арона в милицию, пошел туда же.

Вход в милицию находился между магазином «Торгсин» и входом в библиотеку. Перед входом в милицию я встретил сестру Соню. Она шла под руку с Ривой Нафтолиной, хозяйкой сада, в который мы залезли.

– Куда ты идешь? – удивилась Соня.

– В милицию, – ответил я бодро.

– Зачем? – Арона туда забрали, – сказал я.

– Иди домой, сумасшедший! – сказала она и пошла с Ривой дальше, наверно, гулять в городской сад или в кино.

Но я, конечно, не послушался ее. "Вместе польстились на эти груши, вместе и отвечать", – подумал я и решительно толкнул дверь в милицию. Маленькая полутемная комната была разделена перегородкой. За ней стоял стол, а за ним стоял милиционер, очевидно, дежурный.

Арон сидел на деревянной скамейке притихший и бледный. Бегать ему, наверно, нельзя было. Исаак Нафтолин стоял у перегородки напротив милиционера и держал в руках пару груш.

– Вот и второй, – сказал он милиционеру, когда я вошел.

– Сам явился, – сказал милиционер, – это хорошо.

Острые предметы, ножи у вас есть? – спросил он.

– Нет, – ответили мы хором.

– Зачем залезли в чужой сад? – спросил он строго.

– Да мы ничего не успели взять, – пролепетал я, опустив глаза.

– Вот посмотрите, товарищ милиционер, – показал груши Исаак, – после них подобрал.

Я хотел сказать, что его груши еще до нас кто-то там бросил, но, вспомнив выброшенные груши у церковной ограды, промолчал.

– Ладно, – сказал милиционер, – сейчас составим протокол.

Он достал бумагу, взял ручку и стал спрашивать у нас наши фамилии, имена, сведения о родителях, о их месте работы. Потом он спросил:

– На рояле играть умеете?

– Нет, – ответили мы, удивляясь такому вопросу.

– Пошли тогда со мной, а вы, товарищ Нафтолин, подождите нас здесь. Мы поднялись на второй этаж по ступенькам и вошли в довольно просторную комнату. Рояля здесь не было, только шкаф да два письменных стола и по стулу около них. На стене висели портреты Сталина и Дзержинского.

– Подойдите к столу, – сказал милиционер, – сейчас поиграем на рояле.

И опять мы удивились, почему он говорит о рояле, когда ничего похожего в комнате нет. Он положил заполненные бланки на стол, достал из шкафа штемпельную подушку, налил и размазал немного туши и подозвал меня на другой край стола.

– Ну-ка, давай левую руку.

Взяв мою руку одной рукой, он второй рукой брал по отдельности каждый мой палец и прижимал его сначала к штемпельной подушке, а затем – к заполненному протоколу. На отпечатках моих пальцев были ясно видны круговые линии. Такую же процедуру он проделал и с Ароном.

– Вот мы и поиграли на рояле, – сказал он с улыбкой, – а теперь пошли вниз.