Жизнь солдата

Целый день я ходил озабоченный, мучаясь своим неблаговидным поступком. Я следил за всеми, кто заходил в сарай. Мне казалось, что они вот-вот увидят краденый веер. А что после этого произойдет в доме, я даже представить боялся. Я уже очень жалел, что стащил этот злополучный веер, и все время думал, куда бы его отнести подальше от дома. Вечером я уже твердо решил, что утром брошу этот веер в Днепр. Ночью прошел дождь. Проснувшись, я сразу вспомнил о веере и побежал в сарай. Веер был на месте, но когда я вытащил его, оказалось, что от чудесного веера остались две палочки и между ними мокрый комок папирусной бумаги. Я совсем забыл, что собирался его выбросить в речку. Мне стало жаль его до слез. Нехотя я выбросил остатки веера в овраг. После этого случая я убедился в том, что от ворованных вещей никакого прока нет, одни только неприятные переживания. И долго после этого случая, будучи на базаре, я далеко обходил китайца – все боялся, что он меня узнает.

И еще один случай, связанный с нашим базаром, вспомнился мне, когда я сидел на лужайке у леса. Однажды мама, как это бывало не раз, позвала меня на базар, чтобы я помог принести некоторые покупки. На этот раз она приторговала у крестьянина полмешка картошки. Помогла она положить его мне на плечи и спросила:

– Донесешь?

– Донесу, – ответил я бодро. Картошка показалась мне легкой. Но уже выйдя с базарной площади, я почувствовал, что картошка гнет меня все ниже и ниже к тротуару. Я с трудом шел, согнув спину в три погибели. Не дойдя до Северо-Донецкой улицы, я вынужден был сбросить мешок с картошкой на тротуар. Мне было стыдно. Какой я все-таки слабый еще. Мне казалось, что все мимо идущие люди посмеиваются надо мной. Какой-то пудик картошки не может донести! Но не сидеть же мне целый день здесь. Трудно или не трудно, а нести надо. Я встал и, увидев идущего мужика, попросил его:

– Дяденька, помогите мне картошку поднять.

– Давай, паря, подставляй плечо, – сказал он, и, как пушинку, поднял мешок и положил его мне на плечо. Держись, паря, крепче на ногах, – добавил он и пошел дальше. Я решил идти не напрямую через Складскую площадь, где мы всегда ходили, а повернуть на Северо-Донецкую: мимо церковной ограды. С трудом дошел до штакетника, прижался к нему мешком и отдохнул.

Так, отдыхая через каждые двадцать-тридцать метров, я вышел на улицу Либкнехта и вдоль церковной ограды дошел до улицы Бобруйской. Осталось дойти только до Первомайской, но мне казалось, что не дойду, настолько я был измучен. Пот катился с меня градом. Ноги подкашивались. Хорошо еще, что по нашей улице у каждого дома есть крылечки, у которых, не сбрасывая мешка с плеч, можно отдохнуть. Так от крыльца к крыльцу я кое-как доплелся домой. Никогда раньше не думал, что у меня будут такие трудности. Сколько раз носил картошку с базара, но никогда так не надрывался. Наверно, в мешке был вес не по моим силам. Когда я немного отдохнул и подсох от пота, прибежала мама и удивилась:

– Ты уже дома?! А я тебя по всему базару ищу!

Услышав взволнованный мамин голос, вышла из своей половины дома наша соседка тетя Сарра. Мама стала ей рассказывать:

– Попалась мне хорошая, дешевая картошка. Захотелось взять побольше. Положила ему на плечи картошку, а он говорит, что легко. Я и отправила его домой, а сама пошла еще что-нибудь купить. Потом стукнуло мне в голову, что он не сможет донести так много картошки. Ему сначала показалось легко, а нести-то далеко. И я побежала вслед за ним, чтобы помочь ему. Пробежала полдороги, а его нет. Думала, наверно, где-то на базаре еще сидит, и вернулась обратно. Смотрела, смотрела, а его нигде нет. Народу много, разве там найдешь. Походила, походила и пошла домой. Расстроилась и ничего больше не купила. А он, как видите, уже давно дома.

– Ну, что же ты расстраиваешься, он ведь дома, – говорит спокойно тетя Сарра. Тетя Сарра очень рассудительная женщина, хотя и нет у нее детей. Но мама никак не может успокоиться. Она приподнимает мешок и опять удивляется:

– Как же ты его донес? – Смотрит на меня недоверчиво и добавляет, – не представляю! Ее удивление возвышает меня в моих глазах. Трудности уже остались позади, и я улыбаясь отвечаю:

– А я, мама, летел домой на крыльях! Как птица!

Мои шутки всегда вызывают у нее двоякое чувство: и досады, и гордости. И каждый раз она говорит что-то, вроде упрека: "Ну, точно папочка с костями!" Это значит, что характером я весь в папу.

Одним словом, базар у нас необыкновенный, и ни одна хозяйка дома не могла бы обойтись без него…

Тем временем солнце уже поднялось довольно высоко. Сашка с братом разлеглись на зеленой траве и греются под солнечными лучами. А я все смотрю на далекие маленькие дома нашей улицы, стоящие, как будто на невысоком берегу Днепра. Наконец, Сашка встает и говорит:

– А не пойти ли нам домой? Что-то пропала охота по лесу бродить.

Меня удивляет его предложение, и я говорю:

– А ягоды? Ведь мама и сестры ждут меня с ягодами! Мой довод как будто его смутил.