Жизнь солдата

Переехать на островок захотелось почти всем. На корму с дощечкой сел Миша, а за ним бросились все сразу, но не всем хватило места на скамейках. Вместо двух, на скамейках уселось по четыре человека. В тесноте, да не в обиде. Сидящие счастливо улыбались, глядя на оставшихся на берегу сочувствующими взглядами. Несколько мальчишек остались стоять в лодке: пусть стоя, лишь бы поехать на островок. Я тоже хотел переехать на островок, но перегруженность лодки меня остановила. Плавать я не умел, а вода в реке была не летняя. От одного взгляда на эту мутную, черную воду холодок проникал во внутрь. Нет, я не решился лезть в лодку, хотя Миша и позвал меня. Лодка и так сидела слишком глубоко в воде.

Когда мы, оставшиеся на берегу, оттолкнули лодку от берега, то сразу выяснилось, что мальчишки расселись в лодке неравномерно. Корма была приподнята, а нос вот-вот зачерпнет воду. Миша не решился в таком виде плыть. Он придержал движение лодки метрах в пяти от берега и, предупредив всех, чтоб сидели тихо, не шевелясь, попросил Абу Нехамкина осторожно передвинуться на корму, чтобы нос лодки приподнялся. Но Аба сделал это не лучшим образом. Вместо того, чтобы медленно пройти между сидящими на корму, где сидел Миша, он встал одной ногой на борт лодки и, опершись рукой на плечо Арона Биндера, быстро перешагнул к Мише. Но этого движения оказалось достаточно, чтобы лодка зачерпнула бортом воду. Сидящие у этого борта Арон Биндер и Аврам Гольдин невольно шарахнулись в противоположную сторону и тем самым накренили лодку в другую сторону. В результате вода хлынула через борт, да так что выровнять лодку и остановить поток воды так и не удалось. Лодка стала быстро наполняться водой и медленно погружаться в воду. Все сидящие повскакивали, лица у них вытянулись от страха, глаза округлились.

– Мама! – закричал маленький Аврам Гольдин.

– Ратуйте! – закричал Аба Нехамкин истошным голосом.

– Ой, я не могу плавать! – закричал какой-то мальчик и заплакал в голос. Заныли и другие ребята. Один только Миша Нафтолин стоял молча и смотрел презрительно на своих подчиненных. Мы, оставшиеся на берегу, сначала посмеивались над испуганными лицами ребят, но когда лодка скрылась под водой и наши товарищи стали медленно погружаться в воду, до нас вдруг дошла трагичность их положения, и наше веселое настроение сменилось испугом за их судьбу. Но броситься в воду им на помощь никто из нас не решился. Страшновато было лезть в воду, когда ты знаешь, что вода ледяная. Ёе черный цвет создавал впечатление, что она очень глубокая.

Белые, прятавшиеся на островке, вышли из кустов и смотрели на красных, терпевших кораблекрушение. Несколько парней из белых стали вытаскивать из-за кустов лодку, спеша на помощь утопающим. Я смотрел на утопающих со страхом и жалостью. Я думал, что вижу их в последний раз. Вот вода уже по грудь маленькому Авраму Гольдину. Из его глаз текут слезы, как и у многих других. Они все, кроме Миши Нафтолина, взывают о помощи, но взрослых около нас нет, и их призыв о помощи является гласом вопиющего в пустыне. О, как мне было жалко их. Даже теперь, через много лет, представляя картину погружения их в реку, сердце мое сжимается от боли. А тогда… произошло просто чудо. Погружение вдруг прекратилось. От неожиданности все кричащие и плачущие на мгновение замолчали. А еще через секунду, когда до них дошло, что здесь мелко, все, толкаясь, бросились к берегу. И только рослый Миша Нафтолин не бросился к берегу. Он продвинулся к стоящим по горло в воде Авраму Гольдину и Арону Биндеру и, подняв их, вынес на берег.

На берегу все неожиданно развеселились. К этому времени к берегу подъехали и белые. Больше всех веселились сами утопающие. Они, мокрые с головы до ног, передразнивали друг друга теми голосами, которыми они взывали о помощи. Особенно досталось маленькому Авраму Гольдину за его плачущие жалобные крики: "Мама!" – и Абе Нехамкину за его истошный вопль: "Ратуйте!" Но веселье на всех напало не только из-за жалобных криков о помощи. Все радовались и веселились больше от того, что все хорошо кончилось, что все наши товарищи и друзья, хоть и пережили большой испуг, но остались живы и здоровы.

Наш командир Миша Нафтолин был не только самым сильным в нашем классе, но и самым серьезным среди нас. Он прекратил наше общее веселье, хотя оно и было как бы разрядкой предшествующих трагических событий, и приказал всем мокрым немедленно бежать домой сушиться. Затем он снял свои брюки и вместе с братом выкрутил их насухо. Потом мы долго еще сидели на берегу и вспоминали подробности этого происшествия. А виновница этой трагедии стояла около берега, доверху наполненная водой, как напоминание о том, что с водой шутки плохи. Хорошо, что все это случилось около берега. Шутить с Днепром нельзя! Самые неосторожные получают от него высшую меру наказания!