ЖИЗНЬ СРЕДИ ГИМАЛАЙСКИХ ЙОГОВ

Мало кто выбирает путь отречения, этот путь не для всех. Но те, кто наслаждается жизнью в отречении, воистину блаженны. Путь действия, однако, в равной степени благотворен, при условии чтр человек умеет действовать умело и бескорыстно, жить в мире и все же оставаться выше него. Оба пути имеют одну и ту же цель.

Мои первые дни пребывания свами

В первый же день после того, как я был посвящен в свами, мой учитель сказал мне:

«Знаешь ли ты, что для того, чтобы быть свами, тебе придется просить милостыню?»

«Как?» – воскликнул я.

«Эго в тебе говорит, что ты существуешь независимо от других. Ты должен очистить свое эго, а для этого тебе необходимо приобрести смирение. Я пошлю тебя просить подаяние в дома, где живут бедняки, и тогда ты узнаешь, кто ты есть на самом деле».

«Ладно», – согласился я.

Мне никогда не забыть того, что произошло потом. Я был совершенно здоровый молодой человек, на мне было шелковое одеяние. Можете вы себе представить нищего в шелковом наряде? Обычно я ходил беззаботной, свободной походкой. Йога учит вас ходить и стоять прямо, но при этом ничего не говорит о том, что из-за этого вы, по всей видимости, будете производить впечатление чересчур гордого человека. Рано утром я отправился просить милостыню и подошел к женщине, которая доила корову. Женщина, между коленями которой стоял глиняный горшок, была погружена в свое занятие и что-то напевала себе под нос.

«Нараян Хари*», – произнес я. -

* Имя Господа, обычно используемое свами для извещения о своем присутствии.

Подпрыгнув от неожиданности, женщина задела кувшин – тот упал на землю и разбился. «О, Господи! – подумал я. Женщина же, страшно разозлившись, закричала:

«Ты, такой молодой и здоровый, ходишь побираешься. Ты обуза для народа и для самого себя. Кто научил тебя побираться? У тебя нашлись деньги купить эту шелковую одежду, и ты еще смеешь просить подаяние».

Я почувствовал себя совершенно уничтоженным и стал увещевать ее:

«Пожалуйста, не обзывайте меня».

«Это был старинный кувшин, подаренный мне еще моей свекровью! Ты паразит! Убирайся вон с моих глаз!» – женщина была так привязана к своему кувшину, что расходилась все больше и больше.

Я пошел обратно к своему учителю. У него была привычка спрашивать меня каждый день, ел я уже или нет. Я думал, что и сегодня он, как обычно, задаст мне этот вопрос, но этого не случилось. Весь день я молчал, и он тоже не проронил ни слова. Это вообще было в его характере – все время молчать. Наконец, под вечер я напомнил ему:

«Сегодня вы забыли спросить меня о том, ел ли я».

«Я не сделал этого, потому что ты теперь свами».

«Что вы имеете ввиду?»

«Свами – это человек, который является хозяином самого себя и всех своих инстинктивных потребностей».

«Значит, если я теперь свами, вы больше не будете заботиться обо мне?»

«Теперь ты и я, мы оба – свами. Какая между нами разница? Ты же хотел стать свами. Теперь заботься о себе сам. Не нужно использовать меня, как костыль для опоры».

Я очень опечалился, впал в глубокую задумчивость и, в конце концов, решил, что отныне должен быть независимым.

«Обещаю, что, начиная с этого самого дня, я больше- никогда не буду просить подаяние, что бы ни случилось. Если Богу будет угодно, чтобы я жил, я буду жить и медитировать, но никогда больше я не стану просить подаяние», – сказал я.

«Ну, что ж, если ты собираешься сдержать свое обещание, то это твое дело. Мне нечего сказать. Ты свами». – Так отреагировал на мои слова учитель.

Возложив на себя такой обет, я покинул своего учителя и, добравшись до Ганга, сел на берегу. Люди приходили туда посмотреть на меня, и все полагали, что кто-то заботится обо мне. Многие приносили цветы и склонялись передо мной, но никто не принес мне фруктов или чего-нибудь еще поесть. Так прошло тринадцать дней, и за все это время ни один человек не поинтересовался, ел ли я что-нибудь. Я настолько ослаб, что с трудом передвигал ноги. «И зачем только я совершил такую глупость – сделался свами?» – думал я.

На четырнадцатый день я заплакал. Я начал взывать к Божественной Матери. «Я дал клятву следовать по пути праведности, а для меня не находится даже кусочка хлеба», – жаловался я. Вдруг я увидел, как из воды высунулась рука, – только одна рука, – в которой была чаша, наполненная едой. Она начала двигаться по направлению ко мне, и я услышал женский голос: «Вот, это для тебя». Я взял чашу и начал есть. Однако, сколько я ни ел, чаша все время оставалась полной.

Я не расставался с этой чашей три года. Случалось, я распределял еду, которую доставал из нее, среди большого количества людей, но ее запасы никогда не истощались. Когда в нее клали сласти, ее оказывалось невозможно наполнить. Свидетелями этому были тысячи людей, приходившие ко мне и видевшие ее. Иногда они наливали в нее молоко, но заполнить ее до краев было невозможно. Я стал рабом этой чаши. Люди ничему не учились у меня: они приходили только затем, чтобы посмотреть на чудесную чашу. Мой учитель посоветовал мне выбросить ее в Ганг, и я последовал его совету.