Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Вспышка нестерпимой боли обожгла сердце и осветила память: эту голову я столько раз удерживала во время мучительных операций, процедур и осмотров, ей так сильно досталось, она столько настрадалась, что больше не позволяет тревожить себя никоим образом.

Какое-то мгновение и я, и Мила с молчаливым состраданием смотрели на девочку, а Анфиса тем временем переместила свой интерес снова на моего сына. Тот при помощи кисти руки изображал на диване двигавшегося зверька. Анфиса мигом отреагировала на «зверя», и сын был вынужден высвобождать свою — не в шутку захваченную — руку из острозубой, длиннющей пасти малышки. Породные крови видны с рождения, и не только в строении. Они проглядывают в темпераменте и повадках щенка. Анфиса опять уродилась славной охотницей.

Мы с Милой оставили девочку на попечение сына и направились в кухню. Нужно было разгрузить сумки с южными гостинцами. А еще нам не терпелось поговорить по душам — соприкоснуться глаза в глаза.

Мы вспоминали пережитое с борзыми — ушедшими и ныне здравствующими, — обменивались взглядами на будущее породы. И Миле, и мне жизнь с борзыми была мила и привычна. Без представителей этой породы в доме мы себя не мыслили.

Поздней ночью я отправляюсь спать. На раздвинутом широченном диване, забывшись глубоким сном, тихо посапывает сын, а возле него чутко дремлет бдительная, как всегда, Анфиса. Она поднимает голову, лишь только я вхожу, и следит за мной, пока я укладываюсь спать. Мое измотанное за день тело занимает место в постели, и Анфиса оказывается лежащей между мной и сыном. Она глубоко вздыхает, дотрагивается мочкой носа до моей щеки и внушает мне: «Наконец-то ты пришла. Я, понимаешь ли, устала за день, но не имею права заснуть — волнуюсь, где ты». Лизнув меня в губы, девочка удобно раскидывается на широком спальном ложе, упершись попкой в сына, а передней лапой касаясь меня. Устроившись на ночь, она сонным голосом важно бурчит: «Бу-бу-бу-бу… Я так долго тебя ждала! Не знаю, почему я ждала именно тебя: я еще очень мало чего знаю. Мне хорошо с тобой и надежно. Не вздумай отодвигаться — я должна тебя ощущать». Бурчание понемногу стихает, и Анфиса забывается сладостным детским сном. Ее туловище и ноги начинают подергиваться: в моей маленькой борзой пробуждается генетическая память предков, и вот девочка уже несется щенячьим галопом по бескрайним степным просторам в погоне за своим ровесником — крошечным, серым зайчишкой…

Я лежу не шевелясь, боясь потревожить Анфису и прервать ее удачную сонную охоту. Теперь я — не та, которой была раньше. Соприкосновение с Вечным меняет меня и мою судьбу. Я это чувствую. Миниатюрная лапка желанным теплом подрагивает на моем боку.

Мироздание, вселенная, галактики, созвездия, звезды, планеты, их спутники, земля, луна, весь этот огромный мир! Благосклонный мир. Он подарил мне Анфису. Опять подарил. Спасибо Ему!

Утром начались мои привычные и милые сердцу будни «борзой» матери. Анфиса проснулась в пять утра и стала играться. Она кругами галопировала по дивану, в том числе по мне и сыну. Девочка спрыгивала на пол, снова запрыгивала на постель, нажидала мою «хищную» руку, пытавшуюся поймать ее, и первой набрасывалась на этого опасного противника.

Разбуженный привычными собачьими бегами, сын с веселой искоркой в глазах заметил, что Анфиса совершенно не изменилась. Он помнил ее таким же шустрым щенком, когда она росла вместе с Наяном.

Наигравшись, Анфиса еле слышно пискнула — на грани ультразвука, как это умеют делать борзые. Я поняла, что она проголодалась. Пришлось будить Милу. Та покормила щенка рисом с мясом. Анфиса поела. Но как!

Поскольку конкуренты-однопометники были розданы и соперничать за пропитание было не с кем, Анфиса решила покуражиться над Милой. Девочка подошла к миске, привередливо обнюхала со всех краев ее содержимое, брезгливо лизнула поверху и отсела подальше, уставившись на Милу говорящим взором: «Каждый день — одно и то же. Желаю перемен в меню». Проницательная Мила, встав на четвереньки, начала полизывать кашку, приговаривая чудодейственное заклинание: «Очень вкусный лист капустный!» Увидев, что появился соперник, покусившийся на ее еду, Анфиса, не мешкая, подобралась к миске и умяла завтрак за обе щеки.

Я намотала на ус чудесное заклинание Милы в сочетании с ее волшебной позой. И не зря. Долго впоследствии я использовала эти магические приемы своей феи, чтобы накормить хитро-мудрую Анфису.

Днем мы уезжали. Мила отвезла нас на вокзал. В пути она держала Анфису у себя на руках. Миле трудно давалось прощание.

Заводчики — мужественные люди. Им постоянно приходится рвать живые нити, связывающие сердца с сотворенными новыми жизнями. Они действуют во имя продолжения породы, заранее зная, что за счастьем появления потомства последуют муки расставания, и последним ощущением будет боль — сильная душевная боль.

Когда мы прощались, я разревелась и, прижимая к груди Анфису, сказала Миле: «Спасибо, Мила, что ты есть…» А про себя подумала: «Спасибо, Господи, что существуют такие светлые люди!»