В Айне сочетались все лучшие породные признаки и несравненная мощь, помноженная на непревзойденный азарт. Другой такой суки мне видеть не доводилось!
Экспертом был мужчина. Он заприметил Айну задолго до ринга и не спускал с нее глаз. В ринге, поглаживая и похлопывая широкую, упругую — дубовую — спину Айны (хоть седло надевай!), он мечтательно произнес: «Вот это сука! Дай бог, чтобы борзые кобели такими были».
Из-за ринга то и дело доносились положительные, но необычные отзывы: «Зайцы от страха замертво попадают! Лиса с ума сойдет! Этой суке заяц — что муравей слону: задавит и не заметит!» Многие не скрывали особого восхищения: «На волка с такой запросто!»
Цвета ночи, бархатистые и умные глаза Айны по-сучьи, плутовски, косили по сторонам (откуда доносились похвалы в ее адрес), и она думала: «Да уж, борзой прожить — не одно поле проскакать, не одного зверя задавить. Не то что вам, людям». Айна ехидно и отрывисто ухмыльнулась эксперту: «Гляди-гляди, с какими — нами! — древние псовые и мелкотравчатые травили. Небось, слыхивал, да доселе не видывал. Тоже мне оценщик! Скольких нас ты вообще видел? Пшик. А сколько и каких нас было? Тьма, красотища, силища! А каково нам было! Зверья немерено. Полей — не счесть. Простор, дух, богатырство… Эх, мужик, рвануть бы нам с тобой назад, в века!»
Эксперт не пропустил каверзной ухмылки Айны, растерялся, напрасно вглядывался в омут сучьих борзых очей и в конце повержено произнес: «Суку с кобелем не спутаешь — по одним подлючим глазам определишь».
Айна получила первое место и оценку… «очень хорошо». Вроде мне нужно было быть довольной: моя борзая получила всеобщее признание, — но не давала покоя оценка Айны. Почему, отметив достоинства и не найдя недостатков, эксперт не поставил «отлично»? Я обратилась к судье за разъяснением:
— Почему не «отлично»?
— Сук на оценку «отлично» не бывает. Только кобели получают «отлично». Такова охотничья практика, — безапелляционно констатировал эксперт.
— Почему? — не унималась я.
— Потому что кобели все равно красивее и в охоте лучше.
Нутром я понимала, что эксперт порет чушь, и злилась до зубовного скрежета. Но поделать ничего не могла. До ушей доносилось, как с экспертом по этому поводу заспорили охотники и как муж призывал меня не расстраиваться, но я не реагировала. Мои мысли уже были заняты другим: «Какие они — борзые кобели?»
С выставки мы уходили, довольные своими трудами и генами своего борзого сокровища, которое после утомительного дня плелось следом. Муж ничего не заподозрил, а во мне поселилась тайна: непреодолимое желание познать, прочувствовать, какие же они… борзые кобели? Айна раз за разом поглядывала на меня с любопытством и одобрением. Она все понимала и знала наперед…
Отныне не было борзятника в городе и округе, не наслышанного об Айне. Молва слагала о ней легенды. На Айну приезжали посмотреть, ощупывали с замирающим сердцем исполинские телеса этого на удивление ладного, стройного и одновременно могучего сучьего экземпляра борзой, дивились на страшный по силе и резвости бег и просили из-под нее щенков.
По осени Айна побывала на любительской выставке и получила «отлично». Эксперт — грузный мужчина средних лет, в солдатской плащ-палатке, надетой им по случаю дождя — смотрелся заядлым рыболовом-любителем. Он оглядел Айну и развел руками. На словах же пояснил, что впервые видит столь крупную, атлетического вида суку и с выдающимися экстерьерными данными. Выставок мы больше не посещали — родом были из охотничьего клуба, где оценка «отлично» считалась наивысшей. В девять лет Айне (тогда проходила перерегистрация борзых) охотничью родословную благополучно обменяли на родословную РКФ.
После выставки мы стали усиленно готовиться к предстоящим полевым испытаниям, проводимым раз в году по осени. Айна была посажена на диету, поскольку любила поесть от души, а испытания требовали определенной физической формы. Мы без устали рыскали с ней по полям. Скажу сразу, что с полевыми испытаниями у нас не заладилось ни в тот, ни в последующие годы. По объективным причинам: накануне каждого полевого испытания что-нибудь да случалось. Во вторую свою осень Айна глубоко рассекла подушечку на передней лапе, и одна только сукровица вытекала на бинт в течение целого месяца.
Волка ноги кормят. То же и с борзыми. Ноги — их главный инструмент при беге. Когда они не в форме, борзая не бежит. Чаще всего ранятся подошвы лап. Расстроенная, собака непрестанно лижет поврежденную лапку, бережет, старается поменьше наступать, чтобы та поскорее зажила. Борзая в такие дни грустит, размышляя о своей жизни. По большей части дремлет, и ей снятся осенние — черные (вспаханные) или подернутые позолотой (нетронутые) — поля; бескрайние степи ковыля с усохшими, но кажущимися живыми синими бессмертниками; стены красного кустарника вдоль посадок; шуршание грязножелтой опавшей листвы.