Читаем Жизнь в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы полностью

Сбоку от храма отходит узкий темный переулок, мы ныряем в него. В полумраке приходится двигаться на ощупь. Да здесь не хватает не только света, но и воздуха! Многие пользуются этим переулком вместо общественной уборной… Зажав нос, мы бегом устремляемся к освещенному и уже близкому выходу. Осталось несколько метров. Вот и он… И вдруг мы обо что-то спотыкаемся. Похоже на мешок с ветошью и торчащими палками. Что это? Кто его тут бросил? Мы наклоняемся, чтобы разглядеть получше, прикрыв нос туникой: вонь стала тошнотворной, со сладковатым оттенком.

Глаза постепенно привыкают к темноте, и мы различаем застывшее лицо неестественного цвета с глубоко запавшими глазницами… Да это же труп! Он лежит тут не меньше суток. Кто это, один из нищих? Вряд ли. Никто из них не избрал бы это зловонное место для своего ночлега. Мы с трудом заставляем себя прикоснуться к его руке: туника хорошей выделки, значит это был человек со средствами, может, и не богач, но при деньгах. У него отрублен палец: воры унесли золотой перстень. Возможно, дело было ночью. Нам будто представляется вся сцена. Человек этот шел домой с пирушки или со свидания, не исключено, что он был пьян. Но не это навлекло на него беду. Его ошибкой было пойти в одиночку. На темной улице на него напали, пырнули ножом и затащили сюда, где не спеша, вдали от любопытных взглядов убийца прикончил беднягу и обобрал его… Мы распрямляемся и выходим на свет, в толчею прохожих. Скорее подальше от этого переулка, вдохнем свежего воздуха! Только теперь мы замечаем, что оказались на широкой улице, полной людей, влекущих нас за собой, подобно бурному весеннему потоку. Всего несколько мгновений, и страшный темный переулок с его зловонным духом, пропитанным насилием и смертью, исчезает у нас за спиной. Вокруг жизнь, с ее красками, ароматами, лицами людей и свежим утренним воздухом. За несколько секунд мы перенеслись из одного мира в другой. И это тоже Рим.

<p>9:20</p><p>Лавки и мастерские</p>

У торговцев начался новый день. Некоторые уже принимают клиентов, другие раскладывают товары на прилавках, кто-то недоспал, разгружая прибывшие ночью товары, и только сейчас снимают тяжелые ставни, оберегавшие их добро.

«Таберны» (tabernae) (так римляне называют магазины и лавки) практически повсеместно в Римской империи запираются одинаково, подобно тому, как в наше время в Италии используют рольставни. Тяжелые деревянные створки помещаются встык в специальные желобки, пробитые в мраморном пороге (их можно видеть и сегодня в местах раскопок, в первую очередь в Помпеях). Крайняя боковая створка служит «дверью», ее можно открывать, когда остальные закрыты.

Всю конструкцию держат длинные железные прутья, пропущенные в кольца створок и заходящие в углубления в стене. Чтобы их не сдвинули, используется замок или засов, очень похожий на наш, только бронзовые ключи немного отличаются и похожи на небольшие, согнутые под углом вилки.

Если в сегодняшних городах день начинается с металлического скрежета поднимаемых ставней магазинов и баров, то в императорском Риме слышен скрип засовов, звяканье прутьев о кольца и глухой стук тяжелых створок, на день убираемых в подсобку. Эта система до сих пор в ходу в некоторых областях Средиземноморья, например в Тунисе, в городе Сфаксе.

Но это не единственное различие. Мы стоим перед магазином: створки движутся, боковая «дверь» открывается, и выходит заспанный мужчина с припухшими веками. В руках у него фонарь, с его помощью ему удалось, несмотря на темноту, отодвинуть засов. Сразу видно, он всю ночь провел у себя в лавке. Вслед за ним появляется юноша; орлиный профиль точь-в-точь как у мужчины. Значит, сын. Мужчина выругался: ночью на одной из створок кто-то вырезал непристойные слова… Пока отец с сыном снимают деревянные створки, на порог выходит миниатюрная женщина с покрытой платком головой. Это жена. Она разглядывает надписи, презрительно морщится и, отходя от входа, произносит имя их вероятного автора: клиент, которому накануне было отказано в кредите. У женщины в руках два больших кувшина, она направляется к ближнему фонтану. Но не проходит она и пары шагов, как слышится зовущий ее тонкий голосок. Женщина останавливается, подняв к небу глаза, затем оборачивается: из дверей к ней навстречу выбегает мальчуган лет трех с испачканной мордашкой, в заляпанной тунике…

Поразительно, что в этом маленьком магазинчике живет и спит целое семейство. И это не исключение, так живут повсюду в Риме и империи. Кто эти люди? Иногда это владельцы лавки, иногда приказчики. Как же им удается уживаться в магазинчике на тридцати-сорока квадратных метрах, полном припасов?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука
Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий
Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий

Книга американского исследователя Марка Эдварда Льюиса посвящена истории Древнего Китая в имперский период правления могущественных династий Цинь и Хань. Историк рассказывает об особой роли императора Цинь Шихуана, объединившего в 221 г. до н. э. разрозненные земли Китая, и формировании единой нации в эпоху расцвета династии Хань. Автор анализирует географические особенности Великой Китайской равнины, повлиявшие на характер этой восточной цивилизации, рассказывает о жизни в городах и сельской местности, исследует религиозные воззрения и искусство, а также систему правосудия и семейный уклад древних китайцев. Авторитетный китаист дает всестороннюю характеристику эпохи правления династий Цинь и Хань в истории Поднебесной, когда была заложена основа могущества современного Китая.

Марк Эдвард Льюис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература