Читаем Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая полностью

У немца орудий полно и снарядов, а у нас нет ни шиша: так какого же рожна царь наш попёрся на эту войну? Пусть бы немцы и австрияки бились с англичанами и французами, а мы бы стояли в стороне и посмеивались, как на кулачном бою.

Я слышал, что царская жена– немка, подбила царя на бой с кайзером Вильгельмом –вот он и поддался на бабьи уговоры, не имея за собой силы. Миллионы людей погубили, а толку нет. Пусть бы царь с кайзером в одиночку на кулачках бились: кто одолеет, тому и верх, а мы бы стояли в стороне и дивились.

Под сказки и разговоры окопная жизнь текла быстрым ручейком. Наступило лето, отпели соловьи в рощах, пришло время сенокоса, но никто не вышел на луга с косой вблизи фронта – весь народ разбежался кто куда, деревни выгорели от немецких снарядов, и даже ближний городок Сморгань был разорён дотла и остался без жителей.

В июле месяце Иван Петрович получил предписание отбыть в штаб Минского военного округа для дальнейшего командирования на офицерские курсы.

– Вы уж, унтер-офицер, не подведите полк со своей учёбой, – напутствовал его начальник штаба полка, вручая отпускные документы. – Будет обида всему полку, если вас снова отчислят. Что это, мол, такие у вас Георгиевские кавалеры, которые офицерами стать не желают? Поезжайте и, надеюсь, что вернётесь назад уже офицером.

Получив такие наставления, Иван Петрович отбыл в Минск, где в штабе округа, узнав, что он был писарем в обозном батальоне, задержали унтера при штабе, и до сентября месяца Иван Петрович усердно переписывал штабные бумаги, пока, наконец, не получил направление на учёбу в Сибирь, не зная ещё, что больше не вернётся сюда до самого окончания войны и много позже.


V

Воинский эшелон мчал младшего унтер-офицера Домова на восток в город Омск для обучения в школе прапорщиков и производства в офицеры, если обучение будет благополучным. У него уже была одна попытка обучаться в Псковской школе прапорщиков, но там, начальник учебной роты, испытывая непонятную личную неприязнь к грамотному унтер-офицеру и к тому же дворянину, настоял на отчислении курсанта за недостаточную подготовку в строевом отношении.

Действительно, Иван Петрович не имел навыков строевой подготовки и потому не умел ходить строевым шагом и маршировать на плацу, полагая, что в окопной войне умение маршировать совершенно бесполезно. Но строевик-майор считал иначе и настоял на отчислении Георгиевского кавалера, унтер-офицера Домова из школы прапорщиков.

И вот, по настоянию командира полка – полковника Яныгова унтер-офицер был направлен в штаб Минского округа, откуда командирован в Омскую школу прапорщиков.

Дверь теплушки, в которой ехал Иван Петрович вместе с другими солдатами, была открыта, и солдаты с любопытством вглядывались в мелькавшие вдоль железки леса, поля, полустанки и деревеньки, скрываемые иногда клубами пара от натужно пыхтевшего паровоза.

Было начало октября, поля опустели, а леса оделись в золото и багрянец осенней листвы, которую не успели сорвать ветер и ненастье осени, неумолимо приближающееся с каждым днём. Но пока светило нежаркое солнце, было тепло и сухо, словно на дворе стояло бабье лето.

Иван Петрович сидел у открытого проёма двери, свесив ноги наружу и, как и все солдаты, любовался открывающимися перед ним картинами русской природы, готовившейся к долгой зиме. Он впервые, на тридцать первом году жизни уезжал так далеко от родных мест. Сложилось так, что он учился, работал и воевал неподалёку от родного села в Могилёвской губернии, и не уезжал дальше трехсот вёрст, если не считать двух поездок в Москву и Петербург, и вот теперь ехал в далёкую Сибирь за тысячи вёрст от родных мест.

В эшелоне было две теплушки для солдат, пассажирский вагон для офицеров и конвоя, а все остальные вагоны были с грузом, необходимым воинским частям на Дальнем Востоке, и самым необходимым было зерно и крупы для пропитания служилых людей в долгую и холодную зиму.

Попутчиками Ивана Петровича были солдаты, едущие в отпуск после ранения, демобилизованные по увечью или направляющиеся к новому месту службы. За порядком в эшелоне следил начальник конвоя – пожилой унтер-офицер с четырьмя солдатами, что посменно охраняли эшелон от лихих людей на стоянках в городах и станциях смены паровозов вместе с машинистами.

Конвой обеспечивал солдат горячей пищей, что готовил повар на полевой кухне, располагавшейся на платформе сразу за штабным вагоном, в котором ехало несколько офицеров, не пожелавших ждать пассажирского поезда, чтобы ехать с удобствами согласно офицерскому положению.

Унтер-офицер Домов с серебряным Георгиевским крестом на гимнастёрке вызывал уважение у малограмотных солдат, случайно узнавших, что до войны он работал учителем и имеет высшее образование: что такое высшее образование солдаты не знали, но само слово как бы относило унтер-офицера к высшему сословию, вызывая, однако, недоумение, что такой человек находится в низких чинах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза