Сейчас, после прошлогоднего убийства ихнего Кирова, всюду ищут врагов народа и если подать апелляцию, то при пересмотре дела, вас Иван Петрович могут дополнительно осудить, как врага народа, поскольку дворянин и офицер. Поднимут архивы колчаковские, что сохранились и вдруг найдут там что-нибудь о службе вашего зятя в белой армии, тогда уж точно, быть ему врагом народа.
– Это даже хорошо, – сказал Лейбман, – что вашего зятя осудили как уголовника: за спекуляцию сошлют его в лагеря на Дальний Восток – туда сейчас всех ссылают осужденных. Ему пятьдесят лет и может быть дадут поселение вне лагеря, а если политическая статья, то только в лагеря.
Через два года будет 20-летие их Октябрьской революции и, наверное, будет амнистия и вы Иван Петрович точно попадёте под амнистию, выйдете чистеньким и сможете работать учителем где-нибудь, где вас никто не знает. Ещё можно будет вам с Аней завербоваться, как учителям, в отдаленные районы и там спокойно учительствовать: после уголовной статьи это можно, а после политической 58-й нельзя.
Вот и все советы Лейбмана, даже денег не взял с меня. Впрочем, Антон Каземирович хорошо ему платил прежде и видно по всему, что Лейбман и сейчас живет не плохо: дом сохранил за собой и дети по адвокатской части пристроились. Эти адвокаты при любой власти чувствуют себя хорошо и живут припеваючи. Антон Казимирович, уж на что ловкий был поляк, даже православие принял, а не смог сохранить имущество и деньги, что хранил в банке – пропали при новой власти, а я говорила ему не раз, чтобы часть денег прятал где-нибудь дома, но он опасался воров.
Опасался воров, а лишился достояния от новой власти, хотя и сам начинал как революционер, – закончила Евдокия Платоновна свой рассказ и замолчала, забирая пустой котелок в платок и завязывая платок узлом, чтобы удобно было нести узелок, не привлекая внимания соседей.
Тёща ушла, а Иван Петрович обдумал сказанное ею, и решил, что Евдокия Платоновна правильно поступила, не подавая апелляцию на неправедный приговор райсуда. Хотя и служил он в колчаковской армии по мобилизации и всего восемь месяцев, но служил добросовестно, берёг солдат и храбро ходил в атаку на красных, получив звание поручика и благодарность от генерала Каппеля.
В зверствах не участвовал и не одобрял их, но пойди, разберись теперь по архивам, что творил его Саянский полк против красноармейцев и против мирных жителей. Прав Лейбман, надо считать, что ему повезло с осуждением по уголовке. Даст бог, как-нибудь и от тюрьмы удастся извернуться: по возрасту или по амнистии. С этими мыслями Иван Петрович уснул на жестком топчане, грубо сколоченном из струганных досок и отполированных здешними постояльцами.
VI
Следующие дни Иван Петрович стал готовиться к отправке в город для дальнейшего отбывания срока заключения, поскольку апелляция не подавалась, и приговор суда вступил в законную силу. Он бывал в тюрьмах неоднократно и знал, что и когда требуется арестанту, чтобы обеспечить себе тюремный быт на приемлемом уровне.
Первое дело – это одежда. Сейчас лето и жарко, но будет осень и зима и без теплой одежды в сырых и холодных бараках и камерах долго не протянуть, особенно здесь в Сибири или на Востоке, куда, по словам Лейбмана, его этапируют.
Никакой униформы, а тем более теплой зимней одежды арестантам в заключении, видимо, не давалось, но можно было прихватить одежду с собой. Иван Петрович составил список вещей, необходимых ему на первое время и передал этот список Евдокии Платоновне, которая и занялась его экипировкой, насколько было возможно.
Жена Анна в этих делах была слабой помощницей: она навестила пару раз Ивана Петровича в его камере и лишь плакала и горевала, досаждая ему бесполезными слезами.
Однажды он уговорил дежурного милиционера, за бутылку водки, которую потом принесла тёща, разрешить Анне остаться в камере до утра, и они провели супружескую ночь на жестком тюремном топчане, постелив пиджак Ивана Петровича на полированные доски. Анна тотчас успокоилась и больше не досаждала ему своими стенаниями.
Евдокия Платоновна, тем временем, пополняла его тюремную котомку необходимыми вещами как – то: два вязанных свитера из овечьей шерсти, две пары солдатского нижнего белья, четыре пары портянок, две пары кирзовых сапог, ватная телогрейка, шапка ушанка и шапка буденовка, две пары вязаных рукавиц и брезентовая роба для дождливых дней, если придется быть или работать под открытым небом.
Всё это Евдокия Платоновна купила или выменяла на городском базаре, потратив на вещи два золотых кольца, что хотела передать Лейбману за услуги по апелляции, которые не пригодились. Узел с одеждой получился на полмешка из пеньки, к которому Иван Петрович привязал пеньковые веревки, так что вышел как бы солдатский вещмешок.