Читаем Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая полностью

У Миронова был брезентовый плащ и потому, они встретили известие о скорых холодах и непогоде спокойно, тем более что старший по бараку обнадежил их насчет жизни в лагере. Старшой был бывший красноармеец, впоследствии раскулаченный односельчанами, за то, что тяжелым трудом своей семьи из девяти человек, обзавёлся двумя лошадьми и тремя коровами.

При раскулачивании он оказал сопротивление, за что и получил пять лет лагерей, из которых ему оставалось отбыть два года и вернуться к семье, оставшейся в родной деревне в своем доме, а не высланной вслед за хозяином из – под Тулы в Приамурье. Так вот, этот воспитатель очень благожелательно отнёсся к этим уже немолодым учителям, один из которых был офицером на фронте.

Иван Петрович с Мироновым разместились в одной кабинке, рассовали свои вещи под нары, попили чаю, подогрев воды на топившейся буржуйке у входа в своих кружках, что им выдали после распределения по баракам. Каждому з\к были положены: миска, кружка и ложка, что носились с собой на работу, поскольку обед на работе разливался и раскладывался в эту личную посуду. Потеря посуды грозила остаться без обеда и вообще без еды, так как завтрак и ужин тоже выдавались в столовой в личную посуду, каждому з\к.

Разложив вещи, оба з\к уселись писать письма домой, одолжив бумагу, карандаши и конверты у воспитателя, под поручительство вернуть их с первой посылки.

«Здравствуй Аннушка! – писал Иван Петрович жене,– наконец-то добрался до лагеря, ехали почти полтора месяца и не было никакой возможности отправить письмо. В лагере прошел карантин и завтра приступаю к работам. Что и как буду делать, пока не знаю, но по разговорам моя должность табельщика, не очень тяжела и будет, наверное, в самый раз, так как за время пути твой старый друг ослабел и на тяжелых работах мне не вытянуть.

Получишь письмо и сразу в ответ. Мой адрес: Амурская область, г. Ворошилов, БамЛаг, фаланга №3. Если соберёте посылку – тоже по этому адресу.

Деньги здесь имеют цену, но просить не могу. Если вышлете, то в посылке и немного. Хотелось бы валенки на зиму, подбитые брезентом, чтобы и тепло и не промокали. Обязательно положите бумаги, и конверты для писем. Я могу писать одно письмо в месяц, если есть бумага и конверты с марками и еще можно одну посылку в месяц.

Как старшие дети? Учатся ли, и нет ли неприятностей из-за меня? Сильно скучаю по Ромочке: он только-только начал привыкать к отцу и опять без мужского воспитания.

Пока всё. О чем хотелось бы написать – нельзя, а прочих новостей нет. Тёще отдельное спасибо.

Жду с нетерпением известий.

Твой старый друг Иван Петрович».

Написав письмо, он сложил его в конверт, подписал адрес и на конверте, указав: «письмо первое», не запечатывая его, передал конверт воспитателю, для передачи дальше по инстанциям.


Письма эти, конечно, читались в 3-ем отделе, и если з\к описывали в подробностях свою лагерную жизнь или жаловались на несправедливость приговоров и лагерной жизни, то такие письма изымались, а их отправители лишались на какое-то время права отправки писем. Это письмо Ивана Петровича почему-то тоже не было отправлено по адресу.

Удары в рельс известили о начале раздачи ужина по– барачно и через каждые пять минут, согласно расписанию, очередной барак выдвигался в столовую, чтобы каждый з\к получил порцию каши в миску, кусок хлеба, горсть сухих овощей и мутного чая в кружку, поедал свой ужин в столовой или в бараке – это уж кому как нравится: строем з\к ходили только в столовую, а из столовой можно и поодиночке.

Вернувшись с ужина, Иван Петрович поговорил с Мироновым о завтрашней работе, подготовил свою одежду к завтрашнему дню, лёг на нары и вскоре забылся тяжелым и беспокойным сном.


VIII

Поутру з\к 3-ей фаланги получили по куску хлеба и луковицу на завтрак и двинулись к месту работы, путь, к которой лежал через станцию, погрузку в вагоны вместе с другими фалангами, что и составляло шестую колонну. И эти вагоны, числом пять, подцепил паровоз – кукушка и потянул за собой на ближнюю станцию Архары, где колонна должна была строить станционные запасные пути, чтобы потом приступить к строительству вторых путей на перегоне от этой станции до полустанка «Озерная падь».

Стройка станционных путей начиналась с дополнительной расчистки территории станции от пней, оставшихся после лесоповала, на месте которых и должны были отсыпаться полотно и укладываться станционные запасные пути.

Через полчаса состав остановился и з\к выгрузились из вагонов прямо на месте будущих работ, где их поджидал прораб из вольнонаемных, отсидевших срок и оставленных на поселение ещё на два-три года для окончательного исправления своей биографии.

Прораб указал, что и как делать, но оказалось что инструмент: топоры, кирки и лопаты ещё не подвезли и з\к принялись за разгрузку трактора, приданного колонне для корчевки пней, который стоял на последней платформе. З\к устроили из бревен, лежавших в штабелях вдоль полотна, наклонный съезд и трактор своим ходом съехал на полотно дороги и потом на обочину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза