Читаем Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая полностью

Какой там у них паёк на зэков, мне лично наплевать, но пока с голода мы не пухнем и это хорошо. А если цинга или чирьи заведутся, то в санчасти у входа всегда стоит бутыль с рыбьим жиром и ложку можно выпить, если зайти не поленишься. Я завсегда перед завтраком туда захожу и пью рыбий жир, хотя и противно. Зато, видишь, гладкий я и все зубы на месте. Советую и тебе причащаться рыбьим жиром, коль попа с просфорой здесь нет.

– Пробовал и я пить рыбий жир по совету санитара, когда приходил в санчасть рвать гнилой зуб. Но противно.

– Молодой ещё, потому и противно. Вот останешься без зубов или животом маяться будешь, тогда и коровьи лепешки или овечьи шарики готов будешь есть, но уже поздно будет – здоровье надо беречь, а не восстанавливать. Руку, к примеру, на лесосеке отпилишь – другая не вырастет: так и со здоровьем: потеряешь, не вернёшь. Пурга кончится, я снова буду ходить пить рыбий жир, давай и ты за компанию. Хватит говорить – подремать хочу, – закончил Тимофеич и сразу засопел в унисон с Мироновым.

– Надо бы и мне присоединиться к потребителям рыбьего жира, чтобы цинга не вернулась и чирьи за собой не привела. Я поправился и рад, а впереди ещё целая зима, работа на морозе и на колонизацию, скорее всего, выпустят не раньше лета, – так думал Иван Петрович, присоединяясь к спящим соседям.


XI

Утром, на рождество, пурга закончилась, так же внезапно, как и началась. Зэки протоптали дорожку к сортирам и столовой, увязая, порой, в снегах по пояс. По случаю окончания непогоды был объявлен лагерный аврал и все способные на работу зэки и лагерная обслуга, включая начальников, особистов и охранников занялись уборкой снега. Солнце повисло невысоко на ярко-голубом небе и под его лучами, снег тоже казался голубоватым и искрился миллионами снежинок, так что с непривычки у Ивана Петровича ломило глаза и наворачивались слезы.

Снегов за эти дни намело столько, что местами бараки были засыпаны по самую крышу, да и на крышах снег лежал толстым слоем, из которого торчали жестяные трубы печей-буржуек дымившихся ровными клубами дыма, поднимающегося вертикальным столбом к небосводу.

Зэки лопатами и волокушами разгребали проходы между бараками, расчищали дороги и площадь перед администрацией, сбрасывали снег с крыш и отгребали его от стен построек, освобождая дворы, окна и подходы к складам, лесопилке и ветке железной дороги, на которой уже пыхтел паровоз, ожидая расчищенного пути к станции.

Убранный снег складировали в кучи на всех свободных местах и эти кучи, как курганы возвышались среди бараков, придавая лагерю вид какого-то неземного поселения.

Ивана Петровича и всю фалангу, после расчистки у барака послали на уборку снега вдоль колючей проволоки внутри территории. Такие же группы зэков пробивали траншеи между рядами колючей проволоки и с внешней стороны. Просто отбросить снег было недостаточно, поскольку возвышавшиеся сугробы закрывали периметр от глаз охраны, расположившейся на нескольких вышках вдоль колючки. Поэтому снег от ограждения оттаскивали вагонетками внутрь лагеря, где его сгребали в кучи, для последующего вывоза за пределы лагеря. Но это была забота будущих дней, для зэков занятых на лагерных работах.

Иван Петрович совковой лопатой нарезал пласты снега, сбитого метелью в плотную массу и затем, аккуратно поддевая большой ком снега снизу, перебрасывал его на дорогу, с которой ватаги зэков самодельными волокушами счищали снега вглубь лагеря.

Морозило не более десяти градусов, работа на свежем воздухе после недельного безделья в бараке, бодрила тело и Иван Петрович, позабыв о больной ноге всё кидал и кидал снег, пока острая боль в коленке от неосторожного движения не вернула его к осмотрительности.

Другие зэки тоже с энтузиазмом боролись со снегом, как – будто освобождали свой родной дом. Некоторые даже скинули телогрейки, чтобы было сподручнее орудовать лопатами, благо зимнее солнце, здесь на юге уже ощутимо прогревало при безветрии, установившемся после метели.

Отобедав, лагерная борьба со снегом продолжилась. До наступления полной темноты снежные оковы были ликвидированы и 6-я фаланга возвратилась в барак, чтобы завтра продолжить свою работу уже на обустройстве вторых путей Транссиба.

Для этого освобождалась от леса площадка у разъезда «Озерная падь» и на свободном месте было задумано поставить несколько бараков для зэков и лагерной обслуги – как бы небольшое отделение БамЛага именно по строительству вторых путей.

Утром следующего дня паровоз доставил вагоны с зэками на разъезд, где всё было занесено метровым слоем снега. Как накануне в лагере, работа началась с уборки снега на рабочей площадке и расчистки путей основной магистрали. Паровоз – снегоочиститель прошел здесь несколько раз во время пурги и вчера, расчистив полотно железной дороги, но на откосах за пределами колеи местами высились сугробы чуть не по окна проходивших пассажирских поездов, и этот снег требовалось срочно убрать, чем колонна и занималась этот и следующие два дня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза