Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Он разулся, надел носки, подумав, что кто-то другой их надевал прежде, и присел у стола, хмуро наблюдая, как Анна старательно разжигает самовар. Самовар разгорелся, Анна, довольная собою, села рядом на табурет и только сейчас заметила угрюмость своего гостя.

– Что случилось, Ваня? – участливо спросила Анна, – может, уши обмороженные болят? Так это быстро пройдёт, потому что я их вовремя оттёрла.

– Неловко мне, что вы, Анна, сразу пригласили меня к себе, не зная, что я за человек, называете меня Ваней, дали мне чужие носки, которые для таких гостей, как я, и предназначены, и, вероятно, ожидаете от меня поцелуев и мужской ласки? – неприязненно ответил Иван на вопрос девушки.

Анна вспыхнула, смутилась, но открыто взглянула ему в лицо и, запинаясь, объяснилась Ивану:

– Вы мне приглянулись сразу, как только вошли в канцелярию: я почувствовала неизъяснимое тепло и спокойствие, исходившие от вас, чего со мною никогда не бывало прежде. Потом, прочитав ваше направление, где указано было, что вы учитель, дворянин и храбрый воин, имеющий награды, я поняла, что хочу быть с вами всегда, быть вашей женой и иметь от вас детей. Поэтому я и называю вас Ваней, обращаюсь на «ты» как с близким человеком и связала эти носки, надеясь, что заведу вас к себе и объяснюсь сама, пока курсы не закончились, и вы не отправились снова воевать.

У меня здесь до вас никто из мужчин сюда не заходил, я ни с кем не встречалась, хотя и были от курсантов и офицеров приглашения встретиться, но я не чувствовала своего притяжения к этим мужчинам, а к вам почувствовала сразу.

Анна подошла к солдату и, наклонившись, неумело поцеловала его в губы. На этом решительность и смелость покинули девушку, и она едва не упала без чувств, если бы Иван, вскочив, не подхватил её под руки и не прижал благодарно к себе, чувствуя, как теплота девичьего тела перетекает в него, наполняя блаженным покоем.

Аня пришла в себя, чуть отстранилась от него, взглянула Ивану прямо в глаза и, увидев в них что-то ожидаемое, доверчиво прижалась головой к его груди.

Самовар заклокотал и Анна, опомнившись, отделилась от Ивана и, опустив стыдливо глаза, пошла хлопотать у стола, собирая угощение гостю.

Взяв с холодного подоконника кульки и свертки, она порезала ветчину, сало, сыр, нарезала все это и разложила на блюдо. Потом достала из свертка жареную курицу, вынула из березового туеска буханку белого хлеба, положила на стол и пригласила Ивана к столу, всё ещё не поднимая глаз и ожидая, что ответит солдат на её объяснение чувств.

Иван окончательно понял, что девушка сделала свой выбор и теперь напряженно ждет ответного признания, не помышляя об отказе.

Иван решительно тряхнул головой, подошёл к девушке, обнял её за плечи и шутливо сказал:

– Я хотел сегодня прогуляться с девушкой Аней и посмотреть синематограф, а оказался в гостях у своей невесты Анны. Рассказывай, невеста, о себе, пока солдат, как в сказках, будет насыщаться с дальней дороги. Ты, Аня, знаешь обо мне из личного дела, а я о тебе ничего не знаю, кроме того, что ты оказалась моей невестой и будущей женою по собственной воле и непринуждённо.

Анна тотчас повеселела, окинула благодарным взглядом Ивана и начала рассказ о себе, не забывая потчевать солдата своими припасами, что купила накануне специально для этой встречи.

Она оказалась уроженкой этой местности и жила неподалёку в 150 верстах отсюда в городе Токинске. Окончила там церковно-приходскую школу, потом женскую прогимназию в городе Таре, потом училась в учительской семинарии в Ялуторовске и после её окончания уже полгода работает в канцелярии училища прапорщиков, куда её пристроил присяжный поверенный её отца.

Отец – Антон Казимирович, поляк, был сослан сюда за революционную деятельность в юности, но здесь остепенился, занялся делом и торговлей, и сейчас вполне благополучный купец. Мать – Евдокия Платоновна, из крестьян. Анна – единственная дочь у своих родителей, которые уже в возрасте, но бодры и здоровы. Сама Анна с мужчинами не дружила, ничьей невестой не была, является православной, но не очень верующей, и, как осмелилась признаться Ивану в своих чувствах, сама не знает.

– Понимаешь, Ваня, почувствовала к тебе какое-то притяжение, и мне будто кто-то подсказал свыше: – Это твой суженый, смотри, не упусти его, иначе не будет тебе счастья женского и семейного. Потому и решилась сразу привести тебя сюда, полагаясь на твою порядочность и заметив, что ты тоже испытываешь хорошие чувства ко мне.

– Говорят, что глаза – это зеркало души человеческой, а я, Ваня, как только взглянула в твои разноцветные глаза: голубой и зелёный так и обомлела, и захотела быть с тобой вместе всю оставшуюся жизнь.

– Неужели так бы и пошла за простым солдатом, – недоверчиво спросил Иван, наливая очередную чашку душистого чая и балуясь конфеткой.