Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Эти господа считали, что слово, данное черни, можно нарушать сколь угодно, но и между собой они поступали аналогично: подличали, продавались иностранцам, и продавали себе подобных.

Любой крестьянин и рабочий благородней и чище душой аристократов, живущих чужим трудом, но презирающих тех, кто их кормит и содержит, считающих народ быдлом и управляющих этим народом путем насилия, обмана и принуждения.

Есть сведения, что при аресте Колчака в кармане его мундира был обнаружен фальшивый декрет советской власти о национализации женщин.

В этой фальшивке утверждалось, что декретом советской власти все женщины объявлялись национальным достоянием, и каждый мужчина мог пользоваться любой женщиной без её согласия, а сопротивление расценивалось как сопротивление советской власти.

– Представь, Анна, какие скоты эти большевики, против которых я веду борьбу, – возможно, говорил Колчак своей любовнице, нанюхавшись кокаина. Послушай, что быдло пишет в своём Декрете:

«В соответствии с решением Совета рабочих и крестьянских депутатов, отменяется частное владение женщинами. Социальное неравенство и законный брак, существовавшие в прошлом, служили орудием в руках буржуазии. Благодаря этому, лучшие образцы всего прекрасного были собственностью буржуазии, что препятствовало подобающему воспроизводству человеческой расы. Настоящим декретом устанавливается:

С 1 марта право частной собственности владения женщиной в возрасте от 17 до 32 лет отменяется.

Возраст женщины устанавливается по свидетельству о рождении, по паспорту или по показаниям свидетеля. В случае отсутствия документов возраст определяется Чёрным комитетом, который будет судить по внешности.

Декрет не распространяется на женщин имеющих детей.

Прежние владельцы сохраняют право пользования женами вне очереди.

В случае сопротивления бывшего мужа, предыдущий параграф на него не распространяется.

Настоящим декретом, все женщины исключаются из частного владения и объявляются всенародной собственностью.

9  Граждане мужского пола имеют право пользоваться одной и той же женщиной не чаще трёх раз в неделю по три часа.

10  Каждый мужчина желающий воспользоваться общественной собственностью, должен принести справку заводского комитета, профессионального союза или Совета депутатов, удостоверяющую, что он принадлежит к рабочему классу.

11 Все отказывающиеся исполнять данный Декрет считаются саботажниками, врагами народа и подлежат строгой каре.»

Колчак, зачитав наиболее одиозные пункты фальшивого декрета, видимо, продолжал:

– Видишь Анна, у нас с тобой любовь, а большевики хотят, чтобы тобой пользовался любой мужчина. Нет у них ничего человеческого и чувства высокие большевикам и примкнувшему к ним быдлу неведомы,– убеждал адмирал женщину, уведенную им жену своего подчиненного, вопреки правилам офицерской чести.

– Поэтому я и буду биться за восстановление России самодержавной и имею звание Верховного правителя России. Мы с тобой, Анна, будем основателями новой династии правителей России, а быдло жидо– большевистское я выжгу каленым железом, как заразу, без всякой пощады.

А теперь нам пора и в постельку,– заканчивал адмирал – предатель сентиментальные рассуждения, убирал фальшивку назад в нагрудный карман адмиральского кителя, пошитого из английского сукна французом – портным из французской военной миссии при штабе Верховного главнокомандующего – титул которого Колчак присвоил сам себе, как и звание адмирала.

Закончить описание колчаковщины можно словами популярной тогда частушки: «Мундир английский, погон французский, табак японский – правитель Омский».

XVII

В Омской тюрьме, под властью колчаковщины и находился Иван Петрович в декабре 1918 года, будучи арестованным, ещё полгода назад вместе с другими членами уездного совета депутатов Токинска.

Захватив власть, Колчак принялся спешно увеличивать армию, чтобы довести её численность до полумиллиона и победить жидо-большевиков. Кроме мобилизации рядовых, в армию Колчака собирали и всех офицеров, оказавшихся в Сибири, в том числе и сидевших в тюрьмах за сотрудничество с Советами.

В середине декабря Ивана Петровича вызвали, наконец, к следователю, который полистав папку с делом, сказал напрямик: «Вы, офицер, дворянин, член партии эсеров и глупо предъявлять вам обвинение за сотрудничество с Советами. От имени Верховного правителя России – адмирала Колчака, хотя он и не любит эсеров, предлагаю вам добровольно вступить в белую армию и офицером на фронте подтвердить свою лояльность белому движению в борьбе с красной заразой.

Вы, конечно, можете отказаться, но ваш отказ будет расценен как измена, и за сотрудничество с большевиками в Совете вас будет судить военно-полевой суд, который может принять и крайнее решение – расстрелять вас. Идёт война и сейчас не до сантиментов: если не с нами – значит против нас, а противника надо уничтожать. Подумайте, Иван Петрович, и завтра жду ответа: повторного предложения уже не будет» – с этими словами, следователь Соловьёв, как он представился, из контрразведки, вышел, а конвоир отвел Ивана Петровича обратно в камеру.