Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

Подобная проблема в корне изменила обстановку. Мы-то думали, что наш оператор Сергей Овсянников отдаст все силы концертному звучанию, а штатный оператор многоканальной «передвижки» просто добросовестно зафиксирует все музыкальные партии на отдельные дорожки. Потом, через несколько дней, в спокойной обстановке, мы скорректируем инструментальные и вокальные погрешности и нормально сведем запись концерта в пригодную для тиражирования форму. Собственно, это и есть примитивный сценарий любой концертной записи. И вот этот столь логичный порядок оказался нарушен. В новой ситуации (при отсутствии многоканальной записи) необходимо было записать концерт с первой и единственной попытки, ведь потом изменить ничего уже не удастся. Встал вопрос: кто из операторов будет записывать концерт? Если посадить в «передвижку» Овсянникова, то некому будет регулировать звук в зале, к тому же Сергей не был знаком с конкретной звукозаписывающей аппаратурой, что сулило всевозможные «чудеса» на будущей записи.

Времени на долгие размышления не было, и мы решили, что важнее добиться настоящего праздника в зале. А запись… что ж, пусть операторы «Рок-н-ролл ТВ» и съемочная группа делают свою работу так, как они это чувствуют… Конечно, это был рискованный шаг, но, посудите сами, а что нам еще оставалось делать?..

Овсянников спешно настроил «зальный» звук, и мы «прогнали» несколько разноплановых песен, чтобы он проверил общее звучание. Все было нормально, можно было покинуть сцену и запускать в зал публику.

Да, забыл сказать о еще одной «странности», произошедшей перед самым началом концерта… Обычно мы располагались на сцене следующим образом. По центру находились два голосовых микрофона, у левого из них (из зала он правый) обитал Григорян, правый предназначался мне. По правому краю сцены (из зала – левый), чуть глубже нас с Арменом, обычно работал Мишка Россовский, при необходимости выдвигаясь к краю сцены. Точно так же, но на другом краю сцены, располагался Андрей Мурашов (правда, иногда он выбирал место в самой середине сцены, позади нас с Арменом). Серега Третьяков всегда находился слева от ударной установки. Все наши концертные перемещения отталкивались от такого расположения на сцене, и вдруг за два часа до начала концерта Армен решил все поменять. Его микрофон установили в самом центре сцены, меня передвинули на левый край (из зала – правый), а Россовский с Мурашовым, наоборот, вдвоем заняли правую сторону. Такое положение, конечно, было неудобным во всех отношениях. Во-первых, оба солирующих инструмента (гитара и скрипка) оказались практически в одной точке, что абсурдно само по себе. Даже такие зрелищные в концертном исполнении моменты, как переклички скрипки и гитары или их двухголосые соло теряли свой смысл. Во-вторых, когда я пел свои песни, центр перемещался на крайнюю левую точку сцены, что было не очень эстетично. Ну и, в-третьих, я всегда много двигался по сцене, стараясь «навещать» всех участников группы. Такие перемещения вносили разнообразие в стационарное расположение и хорошо смотрелись из зала. В новом расположении все мои «походы» вынужденно шли через центр, что создавало новый скучный стандарт. В общем, ничего положительного перестановка не принесла…

Я не спрашивал у Армена причин столь скоропалительной перемены положения на сцене, потому что ответ был слишком прост. Армену очень хотелось выглядеть центральной фигурой на отснятом материале, поэтому он не мог допустить, чтобы кто-то (в данном случае я) находился в равноправном с ним положении на сцене…

Вы можете подумать, что я несу полную ахинею и делаю серьезные выводы из ничего не значащих мелочей. Увы, дальнейшие события подтвердят мои доводы…

Мы находились в гримерке, когда пришло сообщение, что толпа фанатов прорвала кордон на контроле, и дальше вход происходил вне зависимости от наличия билета. Остановить поток зрителей, слышавших о «бесплатности» концерта, было невозможно…

…Зал был забит. Слава богу, что из партера убрали все сидения. В противном случае вся эта масса народу просто не уместилась бы в данном объеме. Нескольких парней толпа у сцены выдавила «на второй этаж», и они долго не могли опуститься на пол. Сделать это удалось лишь мощному охраннику, стоявшему на краю сцены. Он подтянул обитателя «второго яруса» к себе, а потом спихнул в точку, где плотность народа была чуть меньше. Эту ситуацию я впоследствии наблюдал на видеосъемке…

Время от времени толпа начинала скандировать: «Крематорий»! «Крематорий»!», но подсвеченная сцена с двумя акустическими гитарами на стойках у микрофонов оставалась безучастной, и они постепенно умолкали. Так продолжалось довольно долго – около 30 минут. Но вот на сцене появились участники группы, и толпа заревела…

Мы вышли на сцену и взяли гитары со стоек. Надевая гитару, я подошел к микрофону и начал свое обычное общение с залом:

– Привет! Мы давно с вами не виделись…

Это была чистая правда. Последними большими концертами в столице были два дня презентаций «Двойного альбома», проходивших семь месяцев назад.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное