Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

Что-то говорить ему было бесполезно. Он бы все равно ничего не понял, а потому я решил не вмешиваться больше ни в одно дело, где меня можно было хоть за что-то упрекнуть. Сжать зубы и дотянуть свои последние дни в «Крематории» до того момента, когда я укомплектую свою собственную группу. А поиск музыкантов надо начинать уже завтра…

Последний период моего пребывания в группе «Крематорий», вплоть до мая 1994 года, я бы назвал – исключительно для себя – этапом пережидания и поиска новых музыкантов.

Глава XXXXIV. «ТАЦУ»

Еще летом Армен как-то обмолвился, что ему предложили сценарий фильма, где он и группа могут быть заняты не только в музыкальных сценах, но и сыграть драматические роли. К осени вопрос конкретизировался, и как-то на крематорскую репетицию пришел автор сценария и одновременно режиссер будущего фильма Вячеслав Лагунов. В его облике не было даже микроскопического элемента киношного, во многом светского лоска. В своем бесформенном свитере непонятного цвета он походил скорей на прихиппованного созерцателя из коммунальной квартиры. Мы познакомились, и он немного рассказал о фильме. Я сразу признался ему, что очень хотел бы попробовать себя в какой-нибудь небольшой роли, на что Слава ответил, что такая роль есть, больше того – после нашего разговора он уверен, что снимать нужно не профессионального актера, а меня. Через день я получил сценарий фильма «Тацу». На первой странице, где было напечатано «автор сценария Вячеслав Лагунов», шариковой ручкой было подписано: «и Армен Григорян». К тому времени Армен уже в нескольких интервью гордо заявил: «Мы снимаем кино…». Выглядело это так, словно группа финансировала съемку и возглавляла творческий процесс…

Съемки начались в ноябре 1993-го. С одной стороны, все было «по-настоящему». Съемочная группа, кинокамера и даже рельсы для нее, профессиональные актеры, гримерша, куча осветителей с разнообразными приборами, съемки на улице, в квартире, в других помещениях и, наконец, святой символ кинематографа в виде хлопушки с номером дубля. Я уже не говорю о суете администраторов и директора картины. С другой стороны, количество накладок было ужасающим. Если съемка назначалась на 11 часов утра, то начиналась она, в лучшем случае, в пять вечера. Причем причины задержек и сбоев были чисто русскими: неподготовленность и недобросовестность отдельных исполнителей. В результате подобной системы, съемочный процесс вскоре из занятия творческого превратился в некую муторную обязанность. Как вы понимаете, такое отношение основных исполнителей лишало отснятый материал самого главного – инициативы и выдумки. Что касается режиссерской роли, то Слава Лагунов, конечно, еще не был готов к столь фундаментальной ноше. Да и вообще, сценарий во многом был не продуман, и находить окончательные решения зачастую приходилось прямо в процессе съемки.

Уже через месяц после начала работы я понял, что нормального результата (в смысле конечного продукта) ждать не стоит. Мы попали в «киношную самодеятельность», где не было самого главного, без чего фильм не получится никогда, – состоятельного сценария и настоящего режиссера. Оставалось лишь удивляться, кто мог доверить Лагунову столь значительные средства на фильм? Оказалось, что заказчиком фильма является некая английская компания, занимающаяся в России игорным бизнесом. Я не очень информирован о хитросплетениях и финансовой подоплеке киноспонсорства, но думаю, что англичане списали на съемки гораздо больше средств, чем реально затратили. И уж в чем я точно уверен, так в том, что своих денег они на ветер не выкинули…

Однако группу эти проблемы не должны были волновать. Да и не смог бы даже самый замечательный спонсор спасти картину от некомпетентности ее режиссера. Кстати, интересный нюанс заключался и в том, что практически невозможно было определить жанр фильма. С одной стороны, в основе сценария лежал почти детективный сюжет, но действие происходило в рок-группе. С другой стороны, присутствовала минорная любовная интрига, но картина была буквально напичкана песнями «Крематория» (естественно, за авторством Григоряна) – их было штук семь, и шли они целиком. Кроме этого, была задействована песня Насти Полевой «Тацу», давшая фильму название, и композиция группы «Молотов коктейль», так что фильм начинал смахивать то ли на мюзикл, то ли на сборную кассету нескольких рок-исполнителей. Съемки из процесса творческого превратились в процесс пустой и механический. Это почувствовали все, и общая задача в этом мероприятии вообще перестала существовать. Каждый из участников пытался достичь своих целей. Оператор выстраивал изощренные световые кадры (получалось, надо признаться, неплохо), режиссер вносил многозначительные заумности вроде закадровых цитат из Толкиена или абстрактных целлулоидных узоров, Григорян «соглашался» вставить очередную песню, «Крематорий» кроме денег за роли получал и пару клипов – в общем, вырисовывался классический русский вариант «лебедя, рака и щуки». При подобном раскладе кино не могло получиться…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное