Жизнь в мире невидимом

Эдвин предположил, что нам могло бы быть интересно послушать концерт духовной музыки, и предложил необычную вещь. Мы должны были не занимать места в зале, а отойти на некоторое расстояние. Причину этого мы поймем, сказал он, когда заиграет музыка. Поскольку концерт уже должен был начаться, мы последовали этому загадочному совету и уселись на траве на значительном расстоянии от амфитеатра. Я сомневался, что мы оттуда что-нибудь услышим, но наш друг заверил, что услышим обязательно. И действительно, в тот же момент к нам присоединилось множество других людей, которые, несомненно, пришли сюда с той же целью. Все это место, которое было безлюдным, когда Эдвин привел нас сюда, сейчас было полно народу – одни бродили вокруг, другие с довольным видом сидели на траве. Мы находились в чудесном месте, в окружении цветов, деревьев и приятных людей, и я никогда еще не чувствовал такой настоящей, истинной радости, которая охватила меня в этот момент. Я был совершенно здоров, счастлив, со мной были самые замечательные на свете товарищи, я не зависел от времени и от погоды и даже не думал о них и был свободен от любых ограничений, свойственных нашей земной жизни.

Эдвин предложил нам пройтись к театру и еще раз посмотреть места для зрителей. Мы так и сделали и к своему удивлению обнаружили, что зал набит битком, хотя еще недавно там не было ни души. Музыканты находились на своих местах и ждали появления дирижера. Публика появилась здесь, словно по мановению волшебной палочки, по крайней мере, так казалось. Было видно, что концерт начнется с минуты на минуту, и мы вернулись к Эдвину. В ответ на наш вопрос, каким образом публика могла собраться там неожиданно и незаметно, он напомнил нам, как собирают прихожан в церкви, которую мы посетили в первые дни нашего путешествия. В случае с концертом организаторам достаточно направить свои мысли в целом к людям, которые интересуются такими представлениями, и они немедленно собираются. Раз мы с Рут выразили желание и интерес к таким концертам, мы установили связь, и мы увидим, что эти мысли будут передаваться нам.

Оттуда, где мы сидели, мы не видели исполнителей, поэтому, когда вокруг наступила тишина, мы поняли, что концерт начинается. Оркестр состоял из приблизительно двухсот музыкантов, игравших на инструментах, хорошо знакомых на Земле, и я мог понять то, что слышал. Как только началась музыка, я сразу почувствовал значительную разницу по сравнению с тем, к чему я привык на Земле. Звуки, производимые музыкальными инструментами, легко распознавались, но качество звука было неизмеримо чище, гармония и созвучность были совершенны. Исполняемое произведение было довольно длинным, как мне сказали, и должно было продолжаться без перерыва.

Вступление было приглушенным, что касается громкости звука, и мы заметили, что в то же мгновение, как началась музыка, яркий свет начал подниматься со стороны оркестра, пока не начал парить горизонтально над верхними рядами, накрывая весь амфитеатр радужным покрывалом. По мере того, как музыка продолжала играть, свет становился плотнее и интенсивнее, образуя основу того, что последовало за этим. Я был так поглощен созерцанием этого необыкновенного зрелища, что вряд ли могу сказать что-либо о музыке. Я только слышал звуки, и больше ничего. Некоторое время спустя по окружности театра на равном расстоянии друг от друга длинными, суживающимися кверху лучами взметнулись в небо столбы света. Несколько мгновений они парили в воздухе, а затем начали медленно опускаться, становясь шире в диаметре, пока не приобрели очертания четырех круглых башен, увенчанных куполами совершенных пропорций. Тем временем, в центре свет начал сгущаться еще больше и медленно подниматься вверх в форме огромного купола, покрывающего весь театр. Он поднимался все выше и выше, пока не вознесся над четырьмя башнями, в то время, как во всей его эфирной структуре начали распространяться нежнейшие краски. Теперь я понимал, почему Эдвин предложил нам сесть снаружи, и почему композиторы после перехода в духовный мир чувствовали необходимость изменить свои земные произведения. Звуки музыки, производимые оркестром, создавали великолепную музыкальную форму, образ и совершенство которой были основаны на чистоте этих звуков, на безупречности гармонии и отсутствии любого явного диссонанса. Музыка должна быть безупречной, чтобы создавать безупречную форму.

Не следует думать, что диссонанс отсутствовал вовсе. Это привело бы к монотонности, поэтому диссонанс использовался разумно и правильно разрешался.

К тому моменту огромная музыкальная мысленная форма достигла, казалось, своего апогея и оставалась неподвижной и устойчивой. Музыка продолжала звучать, и в ответ на это цвет купола начал меняться, приобретая сначала один тон, затем другой, и так много раз, пока цвета не сливались в изысканном сочетании, соответствующем вариации музыкальной темы или части произведения.