Жизнь в невозможном мире

Надо объездить весь мир, чтобы понять, что ездить нужно только в Италию.

Из И. Губермана и А. Окуня

Все негромко, мягко, непоспешно…

Д. Самойлов

Писать о том, что любишь, — легко, а написать хорошо — трудно. Предмет моей любви, тот, о котором я собираюсь рассказать, — прекрасная страна Италия. Мы в России многим ей обязаны. Итальянцы построили Кремль, Санкт-Петербург со всеми окрестными дворцами; учили русских художников живописи и ваянию; дали нам водку (в XV веке через генуэзские колонии в Крыму) и оперу; помогли выиграть битву под Сталинградом. В Риме Гоголь писал «Мертвые души». Самое великое, что сочинил Алексей Толстой, — это переложение итальянской сказки про деревянную куклу.

Об Италии написано необъятно много и замечательно хорошо. Чтобы не вступать в поединок с мастерами, я буду говорить только о том ее уголке, с которым хорошо знаком и который широкому читателю, возможно, не слишком хорошо известен.

Этот уголок Италии находится на ее крайнем северо-востоке, на границе с молодой страной Словенией. Город Триест и его окрестности, в отличие от близлежащей Венеции, русским туристам незнаком. Для того чтобы насладиться им, нужно побыть там подольше, желательно иметь какое-нибудь занятие (для меня это теоретическая физика), чтобы впитывать Триест медленно, глоточками, а не залпом. Сядьте в трактирчике, возьмите кувшинчик Pino Grigio или Tocai Friulano, закажите bronzino al sale или хотя бы calamari fritti и дайте жизни медленно струиться в бликах солнца, пробивающегося сквозь образующие потолок виноградные лозы…

Триест сбегает в Адриатическое море с высоких карстовых покрытых лесом холмов. Там, на холмах, поросших лесом, — старый маяк, какая-то новая церковь, похожая на ящик из плексигласа, цепочка вилл, телебашня, большой госпиталь. Дальше, за холмами, — словенские деревушки, в которых подают вкуснейшую ветчину; еще дальше — огромные, уходящие в глубь земли до самого Тартара пещеры. Внизу — старый город с множеством красивых домов австрийской архитектуры XIX века, с маленьким римским амфитеатром, старой крепостью, огромной красивой площадью Единства, где в кафе подают лучшие на свете австрийские сладости — торт «Захер» и струдель с яблоками. Лабиринт узких улочек, вьющихся куда-то вверх, чтобы вконец затеряться между мрачноватыми старыми домами, будет долго сниться в тревожных снах, перепутываясь с такими же мрачноватыми домами города моего детства. А магазины, эти шикарные итальянские магазины, похожие на отделения музеев! В родной Америке после получаса в магазине меня начинает бить нервная дрожь, а здесь я готов ходить по ним сколь угодно долго, как по музею. Все выставленное в витринах хочется съесть и запить чудесным местным вином, а если хватит денег, то и взять стаканчик божественного Barolo. Площадь Единства выходит одной стороной прямо к морю. Сюда еще на моей памяти приставали большие корабли, даже американские эсминцы, а теперь стоят только яхты разных степеней легкости.

Но позвольте немного истории. Принадлежащий ныне Италии Триест стал итальянским лишь в 1919 году. В конце Второй мировой он чуть было не угодил в лапы к партизанам Тито, от чего был спасен подоспевшими вовремя англо-американцами. Архитектура города несет сильнейший отпечаток австрийского влияния. Для Австро-Венгрии Триест был единственным выходом к морю. Здесь сидел брат императора эрцгерцог Максимилиан, которому Иосиф Бродский посвятил свое замечательное танго «1867».

От Максимилиана в Триесте остались загородный дворец и чудный парк Мирамаре, рядом с которым и находится наше прибежище — Международный центр теоретической физики, где много лет пасется ваш покорный слуга и множество его коллег.

Как и многие истории Триеста, история сего принца поучительна. Будучи человеком небольшого ума и слабой воли, принц имел амбициозную красавицу жену по имени Шарлотта. Эрцгерцогине Шарлотте было не по нутру, что ее соперница Сисси правила в Вене, а она всего лишь командовала австрийским флотом в Триесте. Но тут, откуда ни возьмись, появились мексиканцы с предложением императорского престола. Хоть в Мексике, да императором! Глупец согласился, и через несколько лет его не стало (расстреляли повстанцы). Супруга его сошла с ума и в этом положении оставалась пятьдесят лет, до смерти в 1920 году. А ее соперницу красавицу Сисси, на дух не выносившую чопорную атмосферу венского двора, убил в Милане итальянский анархист.

Гибель Максимилиана породила легенду, гласящую, что любого владельца замка Мирамаре ждет преждевременная смерть на чужбине. Вторым владельцем был герцог ди Савойя ди Аоста, попавший в плен к англичанам в Африке и умерший в тюрьме. Третьим был некий генерал СС, на котором пророчество тоже сбылось. Четвертый потенциальный владелец, британский генерал новозеландского происхождения, не пожелал испытывать судьбу и поселился не в замке, а в палатке, разбитой в парке. В результате остался цел.