Жизнь в полумраке

Макаровна, не дожидаясь повторного приглашения, уселась на табуретку, на которой совсем недавно сидела Маша, поставив костыль между ног и опершись на него. Поправила скатерку на столе, разгладив маленькую складочку, и замерла в ожидании, пока Захаровна нальет ей обещанного чаю. Взяв чашку с чаем, долго и шумно дула на нее, потом сделала небольшой глоток горячей жидкости.

— Машка, а ты, смотрю, выросла-то как, — в глазах Макаровны запрыгал бесенок смеха. — Совсем невестой стала. О, а с глазом-то чего случилось?

— Ничего, — сверкнула Маша единственным свободным глазом. — Пальцем вот случайно в глаз ткнула.

— А, ну ладно. До свадьбы заживет. Свадьба-то скоро? — серьезным тоном проговорила Макаровна, тщательно скрывая смешинку в старых, совсем уж выцветших глазах.

— Да ну вас. — Маша, мотнув подолом, выскочила из кухни.

Макаровна уже с легким открытым смехом проводила девочку взглядом и посмотрела на подругу.

— Растет молодежь. А мы с тобой что-то старыми стали совсем, Захаровна. Я вот давеча так плохо себя чувствовала, видать давление зашкаливало. Думала уж смертишка моя пришла. Ан, нет. Выкарабкалась. А кости как ломит иной раз, особенно, когда погода меняется. И крутит и крутит. Просто беда.

— Что ж тут попишешь, Макаровна? Старые мы, а против старости еще лекарств не придумали, — вздохнув тяжело, проговорила Захаровна. — У меня тоже, то одно болит, то другое. Не успеваю лечиться. Горстями лекарства глотаю, будь они не ладны.

Подруги примолкнув, задумались тяжело каждый о своем под звук позвякивающей крышки кастрюли и веселое бульканье кипящей воды. Прошло в тягостных раздумьях несколько минут.

— Ладно, Макаровна, картошка уже сварилась, поди, пошли, посмотрим на твою корову, может, чем и смогу помочь.

— Хорошо бы. Я к моей кормилице так уж привязалась, можно сказать душой прикипела. Сколько лет она уже у меня. Она у меня за члена семьи, язви ее в душу. А она хворать задумала. Да и то сказать ей годов-то уже сколько? По коровьим меркам, поди, тоже старушка уже.

Макаровна, кряхтя и постанывая, с трудом, тяжело опираясь на костыль, поднялась с табуретки, подала подруге пустую чашку из-под чая, подошла к дверям и замерла, ожидая.

Стукнула калитка.

— Кажется, дочь с зятем пришли, — выглянув в окошко, проговорила бабушка. — Маша, — крикнула она в соседнюю комнату, где на кровати, придерживая на глазу примочку, лежала Маша, — иди, встречай родителей-то, покорми их, картошка на плите стоит, а котлеты в холодильнике. Не забудь их подогреть-то. А мы с Макаровной пошли. Скоро буду. Да, тряпку можешь снять с глаза-то. Теперь уж как бог даст. Сколько будет синяк, столько и будет. Будем экономить теперь на электричестве. Как стемнеет, будешь синяком своим подсвечивать, — закончила бабушка с улыбкой.

Бабушка открыла свой шкафчик, куда Маше было строго настрого запрещено лазить, долго переставляла баночки и пакеты, надев очки на нос, вчитывалась в надписи и даты, наконец, отобрав нужные травки и корешки, аккуратно закрыв дверки, собрала в полиэтиленовый пакет отобранное.

Маша выскочила из комнаты и, прошмыгнув мимо старушек, бросилась во двор, встречать вернувшихся с работы отца и мать.

Вернулась бабушка часа через три удовлетворенная, улыбаясь. На вопрос Маши ответила, что корову осмотрела, дала отвару трав нужных и надеется, что дня через два будет корова здорова.

— Поживет еще на этом свете, порадует свою хозяюшку, — с довольной улыбкой промолвила бабушка.

Приехав в село Граково на постоянное место жизни, Кудиновы, наученные горьким опытом, старались жить незаметно. Дом купили подальше от центра села, на краю поселка, расположенного за речкой. Бабушка со двора выходила редко. Мама ходила лишь на работу, да по нужде в магазин за продуктами. Такой закрытый образ жизни старшего поколения не мог не сказаться на жизни Маши.

Маша была девушка красивой, после восьмого класса она неожиданно быстро расцвела и превратилась в прекрасную девушку. Кожа ее была нежно бронзовой от частого нахождения на солнце. Губы, полные, увлажненные, словно она постоянно проводила по ним влажным язычком. Нос тонкий с небольшой, почти незаметной, горбинкой как нельзя больше подходил к чертам ее милого лица. В ней не было общепринятой кукольной красоты, миловидности, к которой так стремится современная молодежь. Скорее уж, ей были присущи черты, которыми, людская молва наделяла классических красавиц прошлого, оставшихся в памяти поколений, как воплощение опасного и порой фатального для мужского населения очарования девушек. Однако лицу ее часто не хватало одухотворенности, присущей молодости, стоящей на пороге настоящей взрослой жизни, веки зачастую были устало приспущены, и она производила на посторонних людей впечатление человека, почти начисто лишенного внутренней силы. Она представляла только прекрасную оболочку того, чем она смогла быть при других обстоятельствах. Волосы у Маши были цвета меди, что неизменно привлекали внимание мужчин.

Глава одиннадцатая Крушение мечты