Жизнь в розовом свете

- Тогда ты не хотела выслушать меня. Может теперь открутим пленку назад лет этак на тридцать и присмотримся беспристрастно к жуткой мелодраме? - Эн ободряюще улыбнулась, сложила руки на коленях и начала: Мама умерла в шестьдесят шестом. Я уже была замужем за Хайнером и Тони исполнилось десять. Я отправила телеграммы тебе и отцу. Отец получил её через две недели, так как находился с женой в африканском заповеднике. Ты приехала с Родриго и Сальвадором. Он был на год старше Тони. А нам с тобой, старушка, стукнуло тогда тридцать шесть... Н-да... - Чудесный возраст для женщины.

- Мы с любопытством приглядывались к друг другу, оценивая как бы свое отражение. Мне показалось, если честно, что я сохранилась лучше.

- Мне тоже, - засмеялась Эн. - И ещё было очень забавно, что нам удалось в разных странах выискать столь похожие черные шляпки.

- Я купила её в Мадриде - в салоне "Шанель" и сочла вполне траурной.

- А я в Париже... Бедная мама, мы все собрались у её гроба - все такие солидные, красивые, с цветущими отпрысками.

- Чудная подобралась парочка из наших детей - Тони вся в тебя, только серьезность отцовская. А Сальвадор - вылитый Родриго в детстве огненноглазый смуглячок. Они все время шалили, когда мы поехали в Альпы.

- Неплохая была идея - провести неделю вместе, поговорить о маме, а потом отметить по-православному девять дней.

- Что-то особой скорби не помню, - сказала Ди. - В сущности, мама давно ушла от нас в свой фантастический вымышленный мир, где в Елисеевском магазине на Невском чернела среди ледяных глыб паюсная икра, а по заснеженным набережным проносились легкие саночки... Я-то вообще не видела её целых десять лет. - Ди исподлобья глянула на сестру. - И тебя. Страшно волновалась при встрече.

- Да, у нас сразу возникли какие-то особые, очень сложные отношения. Словно не общались - а плели тонкие серебряные кружева. - Эн вздохнула. - Я ведь сразу почувствовала, как на меня смотрел твой муж. С любопытством и ожиданием. Он ловил каждое мое слово, смаковал его, пробуя на вкус. Он следил за каждым моим движением. И как! Он обмирал, Ди.

- Думаешь, я могу не заметить такие вещи? Это только твой чудесный Хантер, уходивший с удочками и детьми на озеро умудрился оставаться в неведении. Он так ничего и не понял.

- Угу, решил что мы рассорились из-за матери, уговаривал поехать на лето к вам в Испанию для окончательного примирения. Милый, милый мой, добродушный чудак...

- Вот ведь - Хантер почему-то не влюбился в меня? Братская, дружеская симпания - и больше ничего. Как и подабает супругу сестры.

- Ах, он был не из тех, кто роняет слезы над засушенным цветком и помнит всю жизнь прическу возлюбленной на первом свидании. Не поэт и не воин. Хлебопашец - честный трудяга на ниве науки. И знаешь - наверное в этом есть нечто настоящее. В надежности, преданности, в упорной, такой естественной, без всякого надрыва жертвенности.

- Родриго был совсем другим. Он любил себя, нравился женщинам и умел восхищаться ими. Мне пришлось много выстрадать - я ревновали и ничего не могла с собой поделать. Мой муж всегла был в центре компании, умел очаровывать, казаться загадочным и романтическим. Мои приятельницы теряли от него голову. Ужас!

- Еще бы - каждой даме лестно очаровать поэта и стать его музой.

- О тебе он написал балладу и подарил мне. Ему казалось, что уж если мы так похожи, то можно воспевать мою сестру - я приду в неописуемый восторг... И даже не замечу имя - Анна! - Ди закрыла руками вспыхнувшее лицо.

- Перестань убиваться, все это плод поэтическго воображения, ведь между нами ничего не было.

- Я видела сама - там на берегу. - Ди не отняла рук.

- Это было сказочное место: озеро среди гор, одинокий домик под кронами столетних вязов... А наша столовая, перестроенная из старой конюшни! Деревянные балки под потолком, длинные столы вдоль побеленных стен, фонари из кованного железа...

- А в центре - очаг под огромным закопченным колпаком. Цыганский костер, вокруг которого сидели все мы с бокалами вина. Тебе, Анна, естественно, досталась качалка - ведь ты капризничала - весь день провалялась на солнце, и слегка обгорела.

- Я пила красное вино, любуясь сквозь него на огонь. Родриго присел рядом, что-то поправлял кочергой в огне. Потом встал, долго, как-то странно смотрел на меня и коснулся тыльной стороной ладони моего плеча, где розовела кожа.

- "Это от солнца или от огня?" - спросил он. Акцент придавал его словам волнующую значительность. "Маленький ожог, пустяк, - сказала я. Удел всех белокожих дам... Прекрасное всегода опаляет..." - Я имела в виду солнце, костер, но он, кажется, решил, что я нарочно многозначительна. Я поняла это и смутилась. Ведь и в самом деле, глядя исподтишка на его смуглое, озаренное пламенем лицо, думала о том, что твой муж очень хорош... и наверное, талантлив. Вот и все, Ди. Не считая того, что я потом ещё очень долго вспоминала Родриго.