ЖИЗНЬ в стиле С

— Раз господин Уточкин на страже порядка — честные граждане могут спать спокойно, — процитировал собственную статью Петр.

— Да уж, — подтвердил пристав, — мне краснеть не за что. Все устроил в лучшем виде. В карету манекен посадил. В мешки бумагу положил. В охрану бравых ребятишек поставил. И улицу, ты видел, контролировал.

Видел, кивнул Травкин.

— Самое трудное было улицу к нужному времени очистить, чтобы случайных жертв избежать. А уж остальное, мои ребята разыграли, как по нотам. Комар носа не подточит. И свидетели, и улики на лицо. Не отвертеться супостатам, сядут за решетку, как миленькие. Я рассчитал так: проверять, жив конвой или погиб террористам не с руки. Даже стрелять по казачкам, значит терять драгоценные минуты. Время на пятки наступает: успеть бы мешки погрузить, да убежать, до того как шум поднимется.

— Правильно, — одобрил Петр следственную разработку.

— У кондитерской мои люди стояли, видели: едва Храпин со своей кралей в подсобке заперся, помощница его посетителей выставила, табличку на стекло повесила «заведение не работает» и дверь на задний двор отворила. Тут и карета примчалась, мешки с деньгами на тротуар полетели, двое шустрячков с этими мешками через кондитерскую к оврагу побежали. Переправили деньги и окольными тропками стали в город пробираться. Тут мы их и сцапали. Здравствуйте, господа хорошие, спрашиваем, не вы ли злодеи-грабители Рупиловскую контору обчистили? Они: знать ничего не знаем, нет при нас ни каких денег! А мы: извольте отправиться в лабораторию. Мешки помечены особым составом, у кого найдутся следы — тот и есть вор. Так же и с первой группой разобрались. Дали покататься по городу, а потом отвезли в лабораторию на проверку.

— Что же мешки в правду мечены были?

— А как же. Мы теперь по науке работаем, не как прежде. Одно плохо, — Уточкин тяжко вздохнул.

— Что же? — сделал Петр наивное лицо.

— Не удалось задержать любовницу кондитера и подружку Храпина. А хотелось бы. Наверняка, барышни причастны. Одна отвлекла Пушкаря, чтобы сообщница смогла в нужный момент открыть заднюю калитку. Другая прислала Хранину записку, в которой назначила свидание в гостинице. Он прождал ее три часа, а эта стерва так и не явилась.

— Ну, и дела, — изобразил удивление Петр. Ушлый пристав Уточкин так и не узнал, что Пушкаря и Храпина ублажала одна и та же особа. — Кстати, Фрол Григорьевич про человечка одного, не расскажите ли чего забавного?

— Какого еще человечка? — насторожился пристав.

— Лаубе Борис Михайлович. Чиновник по особым поручениям при городской управе, — доложил Петр.

Фрол Григорьевич посуровел:

— Тебе к чему?

— Да так, — Травкин в легкой задумчивости покрутил в руках сторублевую бумажку. Меньше предлагать разбогатевшему приставу не имело смысла.

— Столичная штучка. Здесь в командировке. Учит наших оболтусов вести учет политически неблагонадежных, — таясь, прошептал Уточкин. — Карточки вводит. Красные на эсеров, зеленые на анархистов и т. д.

— Понятно, — понимающе протянул Травкин. Увлечение брюнеточки рядовым чиновником обрело, наконец, должное объяснение.

…Империя вновь гудела от слухов. «Ведомости» напечатали новую статью анонима: «Хождение в террор. Покушение».

«К боевикам попал я случайно, — писал автор. — По рекомендации адвоката Рублева. Он — дурак? провокатор? — таскается повсюду, болтает разные глупости. Я «клюнул» на следующую фразу:

— Был на явочной квартире боевиков. Ничего интересного.

У меня оборвалось сердце: он был, а я — нет!

— Говори адрес!

И вот я у заветного порога. Если честно, волнуюсь, курю, думаю: может не лезть на рожон, не дразнить чертей?

Эх, пропади все пропадом. Догорела сигарета. С последним дымком испарилось благоразумие. В голове мысли в слова складываются, в будущий репортаж. В душе — азарт. Нервы напряжены.

Звоню в нужный номер. Жду. Дверь отворяет женщина. Невысокая. Некрасивая. В руках помятая тетрадь, на унылой физиономии — равнодушие.

Прохожу вглубь коридора. В приемной несколько человек. Дама роняет: ожидайте очереди и уходит. Я оглядываюсь. За круглым столом мрачный тип листает журнал. На диване двое тихо болтают. Конечно, же о героической гибели. У окна на стуле томится скукой барышня. Рядом студент в потертых брюках. Минут через двадцать из-за закрытой занавеской дверь, появляется щеголеватый господин и зовет: следующий.

С криком: я — пытаюсь обойти студента. Не тут-то было. Господин наводит порядок и мне приходится еще битый час провести в ожидании. Наконец, попадаю в вожделенную комнату. Действительно, ничего интересного. Скромный интерьер, усталое напряжение комиссии, дурацкая игра в вопросы и ответы.

— Что вам угодно, товарищ?

Я кратко излагаю: желаю служить делу революции, готов проявить себя в боевом деле, жизнь не пожалею ради свободы и народа.

Комиссия оживает. Я правильно сформулировал главную партийную установку.

— Фамилия, имя, отчество, вероисповедание, образование, сословие…

Вру напропалую, стараясь не попасться на мелочах.

— Мы наведем справки, — обещают мне и велят пока походить на занятия экономического кружка.