Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор

– Ох, Федя, даже не знаю, что тебе и сказать. Чужая душа – потемки. Кто знает, что у нее на уме, может, не решается. Надо бы с ее родителями поговорить. Так сначала делают – сватаются. Но если она молчит… Не знаю… Это же не в старину – приказали родители, и все: хочешь не хочешь, иди и живи. Сейчас время другое, люди другие. Ее семью плохо знаю, хоть и давно живут здесь, но мало с кем общаются: отец, слышала, все больше болеет, жена его тоже почти никуда не выходит. Ничего сказать о них не могу. Говори с девушкой. Только так ты поймешь: сложится ваша жизнь или надо другую выбирать… Что ж ты мучаешь себя? Похудел, не понять – от работы ли, аппетита ли нет, или думки тревожат… Ты мужик – надо быть настойчивее. Может, как-то познакомишь ее с нами? Вдруг получится что… Подумай,– так, тяжело вздыхая, рассуждала мать, глядя на парня, про себя переживая, что кто-то уведет от нее и этого сына: неизвестно, как сложится его жизнь, как ей надо будет привыкать в старости к чужому человеку.

– Не знаю, мам, я ее давно не вижу, не идти же к ним домой, вдруг попрут оттуда.

– Ты на фронте тоже так боялся?– засмеялась мать, погладив его по голове, как маленького.

– Ма, вы правда так считаете? А что – и пойду… Вот посевную закончим, и пойду. Сколько можно ждать: вдруг кто ее уведет!?– воодушевился Федор.

Мать смотрела и любовалась сыном.

***

Аня узнала о задумке отца с мачехой и отнеслась к этому немного настороженно. Ей так хотелось уехать отсюда, особенно после слов Шуры с намеками о Федоре. Девушка все равно хотела уговорить отца, чтобы дал ей денег на дорогу. Но в один день Марк пришел к ним и сказал, что нашел машинку, правда, не «зингеровскую», но у нее есть специальная лапка для вышивания. Аня вдруг подумала, что сама сможет заработать денег на дорогу, и с надеждой решилась взяться за дело. Марк взял не так дорого, принес машинку к ним домой, отладил ее и сказал:

– Ну что, девушка, сошьешь моей женке платье к празднику? Скоро Первомай. В магазине выбирай ткани и принимай заказы от сельчан. Ты – отец говорил – мастерица на такие вещи. Так я пришлю Фросечку? Обмеряешь ее, и за работу. Ткань она сама принесет. Ну как? Возьмешься?

Аня несмело кивнула.

– Вот и хорошо, завтра же Фрося придет к вам,– весело проговорил Марк и поклонился старикам.– Ну, до свидания, задержался я у вас. Надо еще в район ехать.

Марк ушел, а отец, обернувшись к Ане, спросил:

– Что-то ты совсем не весела? Не заболела ли? Позови-ка, Нина, Верочку, пусть Аня ей сначала платье сошьет. Пусть Шурка-то успокоится. Никто ее не собирался обижать. Давай-ка, дочка, берись за работу, не хмурься, повеселей да поласковей: дело сделано, покажи-ка себя.

Аня подошла к столу, погладила машинку, взяла тряпочку и обтерла ее. Потом заправила нитку, попробовала шить на чистом лоскутке. Посмотрела на шов, отрегулировала и улыбнулась: машинка работала хорошо. Отец с мачехой смотрели на нее и улыбались: повеселела дочка, дело пойдет. Нина покопалась в сундуке, достала недорогую ткань, показала девушке, посоветовались, как сшить платье для Веры, и ушла к Шуре. Вскоре, вернувшись с девочкой, она достала сантиметр, нашла тетрадку для записей, карандаш и погладила Аню по плечу:

– Ну, с Богом, милая. Начинай.

Аня сшила платье за два дня, украсила подол и корсет искусной машинной вышивкой и позвала Веру на примерку. Девочка пришла, надела платье и радостно посмотрела на себя в зеркало, повертевшись туда-сюда.

– Ой, тетя Аня, у меня никогда такого не было! Какая вы мастерица! Мне очень нравится! А еще сошьете мне что-нибудь? А можете меня научить так шить и вышивать?

– Конечно, если захочешь, приходи – еще что-нибудь придумаем. Вчера тетя Фрося платье заказала, надо браться за ее наряд.

Верочка быстро поцеловала Аню в щеку и выпорхнула из комнаты. Аня взялась за платье для Фроси. А через некоторое время в дверь со слезами вошла Вера.

– Что случилось, Верочка?– спросил Филипп Федорович.– Почему ты плачешь, дома что-то неладно? Что это ты принесла?

В руках девочки было разрезанное на куски платье, сшитое Аней. Вера опустилась на порог комнаты и затряслась в рыданиях:

– Мамка порезала платье… Оно такое красивое было, даже братьям Толе и Вове понравилось… Ножницами чуть меня не поранила… Кричала, что от вас, тетя Аня, ничего не надо… Ну почему она такая? Что, мне теперь ничего нельзя носить, если вы сошьете новое что-нибудь?! Первый раз в жизни у меня такое платье, а она его порезала и побила меня, чтобы я к вам не ходила… Ну почему, почему…– плакала девочка.

Аня сидела ни жива ни мертва… Все застыло в ней… Филипп Федорович тяжело встал, взял трость и вышел из домика. Вскоре во дворе заголосила Шура, она кричала, что не позволит трогать ее детей какой-то приживалке, выкрикивала обидные для Ани слова, рвала на себе волосы от злобы и какого-то бессилия. Филипп Федорович стоял рядом с ней и, подняв трость, грозил ей. Во дворе появился Сергей, он взял Шуру за руку и силой повел за собой, невзирая на ее вопли. Вскоре все стихло. Вера поднялась на ноги, подошла к Ане и сказала тихо: