Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

Глядя на необычайное рвение маленького брата, и его сестра решила ехать с нами, отказавшись от веселых студенческих развлечений «первомайских праздников», которые в тот год выпадали на Страстную. Это решение Руфочки было решающим «за», которое перевесило все «против» поездки.

Руфочка — личность творческая, подающая большие надежды в избранном деле. Она училась на дизайнера и, как многие в молодости, точно знала, как надо жить… Восторженные рассказы матери о Печорском монастыре — о почившем Иоанне Крестьянкине, о «Богом зданных пещерах», о старцах в них упокоившихся — вызывали у нее, как у человека талантливого, интерес умственного, культурологического свойства, расширяющий общий кругозор. Но и за это слава Богу! Сердце Руфочки, не имевшее опыта «жизни во Христе», в Церкви, еще не приблизилось к намоленным Печорским пещерам. В ту поездку она сделала первый шаг…

Утром Великой Пятницы втроем они приехали ко мне в Москву. Мы еще успели сходить на вынос Плащаницы — единственную в своем роде торжественно-печальную службу Страстной седмицы. В храме полутемно, вокруг плащаницы огромные белые букеты… Запах ладана и цветов… Казалось, эта служба может тронуть любое каменное сердце. Но она бывает днем и присутствуют на ней обычно немного людей, все еще на работе.

— Крестная, а что Бог умер? — чуть не со слезами спросил Савва после целования Плащаницы.

— Да… Но он же воскреснет! — ответила я.

— Правда? — заулыбался мальчик. — Зря Руфа не пришла, да?

— Да, — согласилась я. — У нее какие-то дела в Москве.

— Крестная, ну какие могут быть дела! Бог умер! — возмутился Савва.

Я схватила в охапку своего крестника, приподняла от земли и расцеловала:

— Какой же ты у меня умненький, да?

— Да уж! — воскликнул Савва.

На душе уже свершалась Пасха…

В приподнятом настроении мы возвратились домой. Ждало нас пренеприятнейшее испытание… Сразу заметили: из открытой двери ванной комнаты летели брызги горячей воды. Сердце упало. На трубе из металлопластика расползалась трещина, вот-вот рванет. До поезда оставалось часа полтора. Время — вечер праздничного дня. Сердце упало: рано радовалась, не будет тебе Пасхи.

Сразу решила: гостей отправлю в Печоры, а сама… сама все равно присоединюсь к куме с двумя детьми. Хоть самолетом прилечу — через Питер. Но на пасхальную службу, наверно, не успею…

— Попейте чаю и отправляйтесь на вокзал, — сказала я.

Увидев мое трагическое лицо, кума не растерялась:

— Звони в ЖЭК. Савва, а ты молись! Иди к иконам.

И они вдвоем стали класть поклоны у икон.

Я никак не могла сообразить, где записан телефон ЖЭКа. Да все равно там никого сейчас не будет… Первое мая, курица хромая.

Не в состоянии сообразить, где и как можно перекрыть воду, я стала набирать номера знакомых мужчин — глухо…

— Крестная, звони в ЖЭК, — твердо повторил материны слова пятилетний крестник.

И я вдруг вспомнила, где записан телефон. Позвонила в ЖЭК, и — о чудо! — сразу взяли трубку. Я объяснила ситуацию: сейчас рванет, а через час поезд. Дежурная трубку-то взяла, но ответ ее был неутешительным: слесари на дальних объектах. Понятно, пьют…

— Все, отправляйтесь. Я остаюсь, — решила я.

Кума металась по комнатам, собирая вещи, не зная, что предпринять.

— Нет, ну как же мы без тебя… Нет, нет, нет… Это невозможно!

Вдруг раздался звонок в дверь.

— Кого еще несет, Господи! Не хватает до кучи, — захныкала я.

Кума побежала открывать. На пороге стоял слесарь — я его сразу узнала, приходил раньше. Он перекрыл горячую воду и сказал: «Можете ехать».

— Точно не рванет? — не верила я.

— Не рванет точно. Приедете, вызовете меня…

— Христос воскресе! — закричала я чудесному слесарю.

— Что уже? — удивился Савва.

— Бежим!

Руфочка ждала нас у вагона, отчаянно нервничая, потому что мы не успели ее ни о чем предупредить… Взмыленные от бега, в последнюю минуту мы вскочили в вагон. Отдышавшись и перебивая друг друга, стали сбивчиво и восторженно рассказывать Руфочке о случившемся: а я тогда подумала, а она сказала, а Савва учудил: схватил икону и стал ее целовать, а слесарь — чик, и все…

Но, как сказано, «при многословии не миновать греха». [29 — Притчи 10:19.] Дальше мы с кумой пустились в рассуждения о том, что бес вмешался, не хотел, чтобы мы ехали в монастырь, и мы легко отделались, потому что лукавый мог сделать вообще что-то ужасное: духовная жизнь она такая — «бдите и молитеся да не внидите в напасть», [30 — Мф. 26:41.] ухо востро надо держать. И правильные слова мы вроде говорили, все так, но не к месту и с примесью тщеславия, мол, вот какие мы с кумой продвинутые в православии…

— Я боюсь в монастырь ехать!.. — воскликнула вдруг Руфочка. — Запугали своими бесами. Сейчас Тверь будет, выйду!

Мы с кумой переглянулись и прикусили языки. Руфочка чуть не плакала. То ли какой-то страх на нее напал, то ли заупрямилась. Если бы не Савва, она, может, и выпрыгнула на перрон.