Жизнь, Вселенная и все остальное

Видение состроило нечто вроде ехидной ухмылки – впрочем, еще неизвестно, насколько ехидной, ибо солнце, светя ему прямо в затылок, соорудило из его серебристых волос и бороды ослепительный, драматический, повергающий в трепет нимб, с которым никакие ехидные ухмылки не вязались.

– И все же, – продолжало оно, – спустя пару деньков всему этому придет конец, не правда ли? Хотя, как я уже вам говорил при нашей последней встрече, это меня весьма опечалило. И все же что было, тому не миновать.

Артур вновь попытался заговорить, но борьба была неравной. В отчаянии он снова пихнул Форда локтем.

– Я-то думал, что стряслось, – сказал Форд, – а это просто матч кончился. Пора смываться. А, Слартибартфаст, здорово, что ты тут делаешь?

– Да так, слоняюсь, – отвечал старец сурово.

– Это твой звездолет? Не подбросишь нас хоть куда-нибудь?

– Терпение, терпение, – наставительно произнес тот.

– О'кей, – заметил Форд. – Просто очень скоро эту планету взорвут.

– Мне это известно, – ответил Слартибартфаст.

– Я так, просто напомнить хотел, – сказал Форд.

– Принято к сведению.

– И если ты считаешь, что тебе действительно необходимо слоняться по крикетной площадке в такой момент…

– Считаю.

– Ну корабль ведь твой.

– Именно.

– Я так и понял. – Форд резко отвернулся.

– Привет, Слартибартфаст, – наконец-то выдавил из себя Артур.

– Привет, землянин, – ответил Слартибартфаст.

– В конце концов, – заметил Форд, – двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Старец, пропустив эти слова мимо ушей, внимательно, с непонятным в данной ситуации волнением следил за происходящим на поле. А там происходило всего лишь то, что люди столпились на площадке вокруг ее середины. Что Слартибартфаст в этом нашел такого интересного, ведал он один.

Форд что-то мурлыкал под нос. Конкретно – всего лишь одну ноту, повторяющуюся через определенные интервалы. Он таил надежду, что кто-нибудь спросит: «Что это ты мурлычешь?» – но никто не спрашивал. Если бы его спросили, он бы ответил, что все время мурлычет первую строчку песни «Психология любви». Тогда бы ему заметили, что он поет только одну ноту, на что бы он ответил, что по очевидным, как ему кажется, причинам он опустил кусочек «ология любви». Но никто этого не спрашивал, и Форд злился.

– Тут одна подробность, – взорвался он наконец, – если мы не поторопимся смыться, то рискуем вновь влипнуть во всю эту историю. А для меня нет более печального зрелища, как разрушение планеты. Хуже может быть только одно – наблюдать за ее разрушением с ее же поверхности. Или, – добавил он почти под нос, – наблюдать крикетные матчи.

– Терпение, – вновь заявил Слартибартфаст. – Назревают великие события.

– Когда мы последний раз виделись, вы сказали то же самое, – заметил Артур.

– Так оно и вышло, – сказал Слартибартфаст.

– Верно, – признал Артур.

Однако казалось, если что тут и назревало, так только какая-то церемония. Она была срежиссирована скорее для блага телезрителей, чем просто зрителей, и со своего места в толпе они могли следить за ней только по сообщениям ближайшего репродуктора. Форд всячески демонстрировал агрессивную индифферентность к происходящему.

Морщась, он выслушал пояснение, что сейчас на поле произойдет вручение «Урны с Пеплом» капитану команды Англии, весь скукожился при известии, что данная команда заслужила этот приз, выиграв турнир в энный раз, буквально взлаял от злобы после сообщения, что «Пепел» – это останки столбика крикетной калитки, а когда (ну куда уж дальше!) от него потребовали смириться с фактом, что вышеупомянутый столбик был сожжен в австралийском городе Мельбурне в 1882 году, в знак «смерти английского крикета», Форд развернулся к Слартибартфасту, набрал в грудь воздуха – но ничего не сказал, потому что старца рядом с ними уже не было. Он шествовал к центру поля ужасающе решительной поступью, и его борода, волосы и одеяние развевались по ветру – вылитый Моисей на горе Синай, только в роли Синая сейчас выступала холеная лужайка, а не грозный вулкан в косматом дыму, каким его обычно изображают.

– Он сказал подождать у его корабля, – сообщил Артур.

– Да что этот старый дурак собрался делать, вакуум его заарктурь? – взорвался Форд.

– Подойти к своему кораблю через две минуты, – пояснил Артур и пожал плечами, что обличало отсутствие всяких мыслей в его голове.

Приятели направились к пресловутому кораблю. Их ушей достигли странные звуки. Они пытались их игнорировать, но все же не могли не заметить, что Слартибартфаст сварливо требует, чтобы серебряную урну с «Пеплом» отдали ему, ибо тот, по его словам, «жизненно важен для прошлого, настоящего и будущего Галактики», и что это заявление вызвало бурное веселье. Форд и Артур прикинулись, будто ничего не замечают.

Однако спустя миг стряслось нечто, чего невозможно было не заметить. Послышался ропот (будто сотня тысяч людей вымолвила: «Уф!»), и прямо над крикетным полем буквально сгустился из воздуха белый стальной звездолет. С легким жужжанием и крайне зловещим видом он завис над землей.