Жизнь, Вселенная и все остальное

Затем он совершил нечто, что матрассы обычно делать ленятся. Собрав все силы, он выпрямил свое длинное тело, встал на дыбы и несколько секунд простоял на цыпочках, вглядываясь в туман. Он увидел место, указанное Марвином, и не был разочарован, осознав, что оно в точности похоже на все остальные участки болота. Тут силы матрасса иссякли, и он флюмкнулся обратно в протоку, обрушив на Марвина струю мокрой тины с водорослями и мхом.

— Мне довелось побыть знаменитостью, — скорбно завывал робот, — совсем недолго благодаря моему чудесному и весьма досадному спасению от удела, сравнимого разве что с такой удачей, как гибель в сердце пылающей звезды. По моему состоянию вы можете заключить, что я едва спасся. Меня выручил сборщик металлолома — можете себе это представить? Меня, мозг масштаба… ну да ладно.

Он сделал несколько яростных шагов.

— И он же снабдил меня этим протезом. Каков мерзавец? И продал меня в Психозоопарк. Я стал звездой экспозиции. Меня заставляли сидеть на ящике и рассказывать мою историю, а зрители уговаривали меня приободриться и мыслить позитивно. «Брось дуться, лапочка робот! — кричали они. — Ну-ка, улыбочку, усмешечку!» Я разъяснял, что для того, чтобы мое лицо исказила улыбка, нужно отнести его в мастерскую и часа два поработать над ним кувалдой. Эта фраза проходила на ура.

— Речь, — взмолился матрасс. — Жду с нетерпением вашего рассказа о речи на болоте.

— Над болотами был сооружен мост. Гипермост с кибернетическим интеллектом, во много сотен миль длиной, по которому должны были перебираться через болото ионные багги и товарные составы.

— Мост? — не поверил своим ушам матрасс. — Здесь, на болоте?

— Мост, — подтвердил Марвин. — Здесь, на болоте. Он был призван воскресить экономику системы Прутивнобендзы, напрочь подорванную расходами на его строительство. Они попросили меня открыть мост. Бедные кретины.

Начал моросить дождь. Мелкие капли едва просачивались сквозь туман.

— Я стоял на центральной платформе. В обе стороны, на сотни миль передо мной и на сотни миль позади меня, тянулось полотно моста.

— И он сверкал? — воскликнул очарованный матрасс.

— Сверкал-сверкал.

— Он гордо возносился над водами?

— Да, он гордо возносился над водами.

— Серебряной нитью пронзал незримый туман и скрывался за горизонтом?

— Еще как, — процедил Марвин. — Вы хотите дослушать эту историю или что?

— Мне хотелось бы услышать вашу речь, — заявил матрасс.

— Вот что я сказал. Я сказал: «Я хотел бы сказать, что выступить на открытии этого моста для меня большая честь, радость и удача, но не могу — все мои цепи лжи вышли из строя. Я ненавижу и презираю вас всех. На сем разрешите объявить это злополучное киберсооружение открытым для бездумных издевательств всякого, кого понесет нелегкая ступить на него». И я подключился к цепи открытия моста.

Марвин помедлил, отдавшись воспоминаниям.

Матрасс клюшивал и фнукивал. А также флепал, гумкал и уйломикивал. Это последнее он совершал с большой плучительностью.

— Ву-ун, — враднул он наконец. — И это было величественное зрелище?

— Довольно величественное. Весь мост, мост длинный, титано-чугунный, на тысячу миль, моментально свернул свое сверкающее полотно и с плачем утопился в трясине, унося с собой всех до последнего прутивнобендзянина.

На миг воцарилась скорбная тишина, но тут же ее нарушил громкий ропот (будто сотня тысяч невидимых людей вымолвила: «Уф!»), и с небес, точно пушинки с одуванчика, посыпались белые роботы. Правда, роботы сыпались не абы как, а четким военным строем. На миг болото буквально вскипело: роботы все разом накинулись на Марвина, оторвали его ногу-протез и вознеслись обратно на свой корабль, который вымолвил: «Фу!»

— Вот видите, с какими издевательствами мне приходится смиряться? — сказал Марвин момишкающему матрассу.

И вдруг роботы вернулись, снова начался кавардак, и на этот раз после их отлета матрасс остался на болоте один. Он зафлепал туда-сюда, ошеломленный и взволнованный. Он чуть не взлел со страху. Он встал на дыбы, чтобы заглянуть за заросли, но смотреть было не на что. Ни робота, ни сверкающего моста, ни корабля — одни камыши да ряска. Он прислушался, но в свист ветра вплетались лишь привычные голоса полусумасшедших энтомологов, перекликающихся через мрачную трясину.

10

Тело Артура Дента завертелось.

Окружающая его Вселенная распалась на мириады блестящих осколков, и каждый осколочек тихо вращался в пустоте, отражая своей серебряной кожей все то же жуткое пиршество огня и смерти.

А потом тьма позади Вселенной взорвалась, и каждый лоскуток тьмы обернулся косматым дымом преисподней.

А потом и ничто, что находилось позади тьмы позади Вселенной, тоже раскололось вдребезги, а за этим ничто позади тьмы позади расколошмаченной Вселенной возникла черная фигура человека-исполина, который произносил исполинские слова.

— То были, — проговорила фигура, восседающая в исполинском мягком кресле, — криккитские войны, величайшая катастрофа в истории нашей Галактики. То, что вы испытали…

Слартибартфаст, проплывая мимо, помахал Артуру рукой.