Жизнь Вудхауза

Для очень многих писателей душевные раны служат источником вдохновения. По сравнению с другими писателями: Редьярдом Киплингом, Г. X. Манро (Саки), Сомерсетом Моэмом или Джорджем Оруэллом, выросшими в сходных условиях и перенесшими сходную психологическую травму, — Вудхаузу повезло: тяжесть травмы смягчалась его удивительно легким, покладистым и приятным нравом, о котором вспоминали все, кто только его знал. Детство приучило его к одиночеству, а гений (и это не преувеличение) помогал ему заполнять одинокую жизнь смешными фантазиями. Он увлеченно исследовал глубины абсурдного; то была часть его защитной стратегии. Вудхауз очень серьезно относился к своему творчеству, но оно, увы, как и все комическое, противится серьезному анализу. В зрелом возрасте он всегда гнал от себя уныние и тоску, а его родные делали все возможное, чтобы оградить его от огорчений. Интересный факт: в немецком плену он записал в дневнике, что для защиты от непереносимых мыслей «нужно приучить себя тут же переключать внимание на другое». Если обратиться к «психологии индивидуума» (выражаясь словами Дживса), идеализация Вудхаузом родителей — хрестоматийный случай того, что в психоанализе называют расщеплением. Уже пожилым человеком, вспоминая о родителях, он сказал: «Отец нам во всем потакал, мать не очень… С отцом… у меня всегда были очень хорошие, хоть и не слишком близкие отношения». Такие признания для Вудхауза редкость: обычно он — сама уклончивость. В зрелом возрасте, благодаря постоянным путешествиям, он довел искусство эскапизма до совершенства[6]. Психотерапевт решил бы, что это реализация детской мечты о бегстве из семьи, но в текстах Вудхауза этого не видно. В мемуарах он продолжает, как сказал бы Берти Вустер, носить маску:

Для автобиографии нужны чудаковатый отец, несчастливое детство и жуткая школа. У меня ничего такого не было. Отец — нормален, как рисовый пудинг, детство — лучше некуда, а школа — шесть лет блаженства[7].

Но что бы он ни говорил, детство у него было одинокое и эмоционально бедное, что приучило его довольствоваться собственным обществом, уходить в себя, спокойно отрешаться от этого мира и искать развлечений в мире другом — воображаемом. Он всегда говорил, что хочет стать писателем. Богатство его вымышленного мира отражает пустоту того действительного мира, который окружал его в ранние годы.

Так Вудхауз, этот образцовый англичанин, привык довольствоваться тем, что имеет, и никому не жаловаться. Он научился видеть только светлую сторону жизни и с философским спокойствием принимать все, что преподносит судьба. В его словах: «Я не помню, чтобы хоть раз в те годы почувствовал себя несчастным», — можно, говоря языком психологов, увидеть, как работает защитный механизм отрицания. Это умонастроение он сохранил до конца своих дней. В 1924 году он писал:

Как писатель-юморист я всегда страдал от того, что характер у меня веселый, сердце здоровое, а жизнь ничем не омрачена. Страдал — потому что читатели любят, чтобы автор смешных рассказов был человеком глубоко несчастным и если и писал что-нибудь развлекательное, то только для того, чтобы облегчить невыносимую тяжесть своего, как он давно уже это понял, никчемного существования.