– А ты интересуешься парфюмерией?
– С чего это ты взял? – Пожалуй, получилось слишком грубо, но я же не ожидала этого вопроса. Тем более что вопрос наверняка с подвохом. Вроде «ну да, чем же еще интересоваться пустоголовой блондинке вроде тебя».
– Статья, которую ты читала. В журнале, – пояснил Сергей.
– Ну, можно сказать, что интересуюсь. А что, нельзя?
– Почему же. Наоборот. Ты всегда такая колючая? – Сергей улыбнулся, словно извиняясь.
Мои мысли заметались, как тетки на распродаже с семидесятипроцентной скидкой. Нет, я ведь делала эпиляцию только позавчера. Стоп, он, наверное, про характер?
– Вовсе я не колючая, просто… – Я запнулась, не зная как продолжить. Не скажешь же ему: «Не могу тебя клас-си-фи-ци-ро-вать, вот и не знаю, как себя с тобой вести».
– Просто не любишь рассказывать о своих интересах каждому встречному.
– Да, пожалуй, – поспешила согласиться я. – Понимаешь, мало кто в этом разбирается на самом деле.
– Тогда тебе проще. Музыкантом себя нынче мнит всякий, кому довелось подержать в руках ксилофон. – Он рассмеялся. Кажется, не надо мной.
Я не удержалась от ответной улыбки:
– У меня в детстве был ксилофон. Но нет, музыкантом меня назвать нельзя.
– Это хорошо. Мне было бы жаль каждого музыканта, которому не повезет присутствовать на нашей репетиции.
– Почему? – На самом деле я, кажется, знала ответ. Меня от этого рева спасала Эсте Лаудер, а спасаться каким-нибудь Бахом на рок-репетиции, наверное, неуместно.
– Потому что: «A вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь». Хотя нет, это я преувеличиваю, конечно.
Тут я была с ним не согласна, но спорить не стала. В моих любимых гламурных пишут, что мужчины этого не любят.