Жизнь взаймы

— Ну конечно! Передают из Рима. Уже несколько часов. Вся Италия сидит у приемников или высыпала на улицу, — взволнованно сказал официант. — С минуты на минуту в гонки вступят самые мощные машины. Мосье Клерфэ едет с мосье Торриани. Они не будут чередоваться. Торриани сопровождает его в качестве механика. Ведь это гонки спортивных машин. Принести вам радиоприемник? Он у меня здесь.

— Принесите.

— Вы интересуетесь автомобильными гонками?

— Этими — да.

— Что это за гонки?

— Тысячемильные гонки в Брешии.

Официант принес портативный радиоприемник. Он был страстным болельщиком и уже несколько часов следил за ходом гонок.

— Машины выпускают одну за одной, каждые несколько минут,

— объяснил он Лилиан. — Самые быстроходные стартуют под конец. Это — гонки только по секундомеру. Сейчас будет передача из Милана. Пять часов — они передают последние известия.

Ламбер покрутил рычажки настройки.

— У мосье Ламбера — лучший приемник во всей Франции, — сказала Лилиан.

Из приемника раздался треск. Миланская радиостанция начала передавать политические новости; диктор явно торопился, словно никак не мог дождаться, когда перейдет к спортивным известиям.

— Сейчас вы услышите передачу из Брешии, — начал он наконец совсем другим голосом. — Часть гонщиков уже в пути. На Рыночной площади собралось столько народу, что люди буквально не могут пошевельнуться…

В приемнике что-то захрипело и зафыркало. Потом сквозь гул голосов явственно донесся рев мотора и через мгновение замолк вдали.

— Еще кто-то умчался, — взволнованно прошептал мосье Ламбер. — Это, наверное, льфа или еррари!

На террасе стало тихо. Кое-кто из любопытных подошел к их столику, другие повернули головы.

— Кто ведет гонки?

— Об этом еще рано говорить, — разъяснил мосье Ламбер авторитетно, — самые мощные машины только выходят на дистанцию.

— Сколько машин участвует в гонках? — спросил Пестр.

— Почти пятьсот.

— О боже! — сказал кто-то. — И какое расстояние им надо преодолеть?

— Свыше тысячи шестисот километров, сударь. При хорошей средней скорости это часов пятнадцать-шестнадцать. А может, и меньше. Но в Италии идет дождь. В Брешии сильная гроза.

Передача кончилась. Мосье Ламбер унес свой приемник в ресторан. Лилиан откинулась на спинку стула. Она видела перед собой летнее кафе, освещенное тихим золотистым послеполуденным солнцем, слышала легкое позванивание льдинок в бокалах и стук фарфоровых блюдечек, которые посетители клали одно на другое, чтобы показать, сколько вина они выпили, — и в то же время перед глазами Лилиан стояла совсем другая картина, бесцветная и прозрачная, как медуза в воде, так что за ней можно было различить стулья и столы кафе, и одновременно очень ясная и отчетливая: Лилиан видела серую Рыночную площадь в Брешии, слышала безликий шум, следила за тем, как призраки машин проносились один за другим, машин, в которых было две искорки жизни, двое людей, охваченных только одним желанием — рискнуть своей головой.

— В Брешии идет дождь, — повторила она. — А где, собственно говоря, находится Брешия?

— Между Миланом и Вероной, — ответил Пестр. — Не согласитесь ли вы сегодня поужинать со мной?

Повсюду клочьями свисали гирлянды, оборванные дождем. Мокрые полотнища флагов с шумом ударялись о флагштоки. Гроза неистовствовала. Можно было подумать, что и в облаках несутся друг за другом невидимые машины. Искусственный гром чередовался с раскатами грозы; реву машин на Рыночной площади вторил грохот на небесах, прорезаемых молниями.

— Осталось еще пять минут, — сказал Торриани.

Клерфэ сидел за рулем. Он не ощущал особого напряжения. Клерфэ знал, что у него не было шансов на выигрыш, но в то же время он знал, что во время гонок всегда происходит много неожиданностей, особенно во время длительных гонок.

Он думал о Лилиан и о арга Флорио. Тогда он позабыл Лилиан, а потом начал ее ненавидеть, потому что вдруг вспомнил о ней в самый разгар гонок и это ему мешало. Гонки казались ему важнее, чем Лилиан. Теперь все переменилось. Клерфэ был не уверен в Лилиан, но не понимал, что причина этой неуверенности лежит в нем самом. даже не знаю, осталась ли она в Париже, — подумал он. Утром он говорил с Лилиан по телефону, но из-за этого шума утро вдруг стало бесконечно далеким.

— Ты послал телеграмму Лилиан? — спросил он.

— Да, — ответил Торриани. — Осталось еще две минуты.

Клерфэ кивнул. Впереди них уже никого не было. Теперь весь оставшийся день и часть ночи самым важным человеком на свете станет для него судья с секундомером в руках. Так должно было быть, — подумал Клерфэ. — А вышло не так. Лучше бы я посадил за руль Торриани, но сейчас уже слишком поздно.

— Двадцать секунд, — сказал Торриани.

— Слава богу!

Стартер сделал знак, и машина ринулась вперед. Люди кричали ей вслед.

— Стартовал Клерфэ, — громко объявил диктор. — Торриани едет механиком.

* * *