Жизнь за гранью

— Мой рецепт «мимозы», — прокомментировала Арианна, слегка заплетающимся языком. Она забрала мой стакан, сделала глоток и откинулась на спинку дивана. — Сделай мне тоже, если ты пьешь по утрам, я не могу позволить тебе делать это в одиночку.

Я безумно ее любила.

— Дорогая, мне нравится покутить так же сильно, как и любой другой девушке, и я полностью понимаю, почему ты топишь свои печали. Но как насчет того, чтобы перейти на кофе? — предложила Арианна после двух бокалов и час спустя.

Я поразмыслила об этом.

Кофе. Кофе означал трезвость. Трезвость означала похмелье. Похмелье сопровождалось сожалениями и суровой реальностью жизни, предшествовавшей запою. Я хотела оставаться в постоянном состоянии опьянения, чтобы избежать реальности, которая, как я знала, надвигалась. Конечно, это строго квалифицировалось как алкоголизм, и мне это было не нужно. И все же я хотела продлить свой отпуск от реальности… от боли.

— Или, — продолжила Арианна, раз я молчала. — Мы могли бы принять душ, надеть потрясные купальники и отправиться на вечеринку у бассейна, на которую меня пригласили.

Я ухмыльнулась.

— Ты меня полностью понимаешь.

Она обхватила мое лицо ладонями.

— Я полностью понимаю твою потребность наконец-то расслабиться и выплеснуть всю ту боль, которая накапливалась годами. Возможно, это не самый разумный способ сделать это. Но, нах*й разум, мы можем немного повеселиться, пока топим свои печали, — сказала она с грустной улыбкой.

***

Звучала громкая музыка. К счастью, слишком громкая, чтобы расслышать то, что нес мудак рядом со мной. Он осмелился занять пустой шезлонг возле меня. С тех пор как я оставила Арианну на танцполе и решила вырубиться под солнышком, этот парень воспринял мое одиночество как приглашение приударить за мной. Я изо всех сил старалась вежливо отказать ему, но он не понимал намеков. Я сразу решила начать его игнорировать. К тому же, он не мог видеть, что под темными очками мои глаза закрыты.

Через несколько минут он заткнулся, и я обрадовалась, что он, наконец, свалил. Затем я почувствовала, как тень закрывает меня от солнца, тем самым мешая загорать.

— Чувак, сядь, — сказала я с закрытыми глазами, надеясь, что он услышит меня сквозь музыку.

Тень не сдвинулась, отчего я догадалась, что он меня не услышал. Я открыла глаза и увидела, что тень не была одета в плавки и не выглядела так, будто ей весело. Эта тень была облачена во все черное, и поверх черной футболки у нее был знакомый кожаный жилет. Глаза скрывали темные очки, но напряженная линия челюсти сказала мне, что Хансен злился. Позади него я заметила Джаггера и Чарли. Джаггер выглядел немного менее раздраженным и чуть более обеспокоенным. Чарли пялился на сиськи какой-то цыпочки, проходившей мимо него.

Я нацепила темные очки на макушку как раз в тот момент, когда Хансен грубо схватил меня за руку и дернул вверх.

Затем наклонился и взял мою накидку с шезлонга.

— Надень. Быстро, — прошипел он мне на ухо.

Я подчинилась, потому что даже в пьяном состоянии различала в его глазах угрозу. Мой взгляд упал на Арианну, теперь стоявшую рядом с Джаггером, тот держал ее за запястье. Она пожала плечами и усмехнулась. Сумасшедшая сучка.

После того, как я натянула через голову шифоновую накидку, Хансен схватил меня за руку и потащил сквозь толпу по витиеватому коридору к выходу из чьего-то особняка, в котором мы были на вечеринке.

— Хансен, — начала я, когда он остановил меня перед внедорожником.

Он отвернулся от дверцы, которую открывал для меня.

— Ни единого гребаного слова, — отрезал он, более холодным голосом, чем я когда-либо слышала. — Садись в долбаную машину, Мэйси, — приказал он.

Я подчинилась, опять же, из чувства самосохранения.

Он обогнул машину и, взвизгнув шинами, отъехал с подъездной дорожки. В тишине я теребила кисточки на накидке. Не так давно я перешла на воду, но все еще чувствовала опьянение.

— Ты ела сегодня? — спросил он, наконец, напряженным голосом.

— Клубничный дайкири считается?

Хансен пристально посмотрел на меня.

— А ты сама, мать твою, как думаешь?

— Ну, не уверена в фактических ингредиентах, но, так как на вкус они удивительно похожи на клубнику, предполагаю, что ела… поскольку фрукты считаются едой, — пробормотала я.

Мой взгляд упал на Хансена. Видимо, он ожидал услышать «нет». Больше он ничего не сказал, просто свернул к ресторану быстрого питания и сделал заказ.

— Ешь, — скомандовал он, протягивая мне промасленный пакет.

Внезапно я почувствовала голод и вдохнула аромат бургера и картошки фри.

Как только я доела, то поняла, что атмосфера в салоне сгустилась. Возможно, потому, что еда сделала свое дело, впитав алкоголь, кружащийся в моем желудке.

— Ты злишься, — заметила я.

Хансен крепче сжал руль. Я заметила, как побелели костяшки его пальцев.

— Я злился около шести часов назад, сразу после того, как понял, что ты цела и невредима. После того, как я нашел тебя полуголой, полупьяной, растянувшейся на шезлонге, в то время как жирные ублюдки пялились на тебя, я в ярости, — пробормотал он.