Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Такое странное решение вызвало очередной душевный кризис и обострение проблем со здоровьем композитора, но в этот сложный период жизни его поддержали друзья-музыканты. В. В. Стасов писал: «С самой зимы 1868 года и по начало 1874 года, когда „Борис“ поставлен на сцену, сначала отрывки оперы, а потом и вся опера целиком десятки раз исполнялись в кружке товарищей композитора. Радость, восхищение, любование были всеобщие… Обыкновенно Мусоргский исполнял всё сам на музыкальных сходках товарищей; и хоры, и речитативы, и ансамбли, и партии отдельных личностей. Чудесной помощницей его являлась Ал. Ник. Пургольд, она исполняла все женские партии… и исполняла с художественностью, огнём, страстью, грацией, задором и шаловливостью, а главное — с простотой и естественностью, близко подходившими к несравненному исполнению самого Мусоргского. Эти пробы „Бориса“ бывали на собраниях у Л. И. Шестаковой, у В. Ф. Пургольда, у Ал. Ал. Хвостовой…»

В «Автобиографической записке» Мусоргский вспоминал об этом важном для себя событии: «В семье тайного советника Пургольда, большого любителя искусства, при участии его племянниц А. и Н. Пургольд, серьёзных и талантливых исполнительниц музыки, „Борис Годунов“ был исполнен при громадном обществе в присутствии знаменитого Петрова, Платоновой, Комиссаржевского и товарища директора (императорских театров) Лукашевича. Тут же на месте было решено поставить на сцене 3 картины этой оперы, хотя сама опера незадолго до этого была забракована театральной дирекцией». [1.185]

5 февраля 1873 года композитор смог увидеть на сцене Мариинского театра только три картины из своей оперы. Эта долгожданная премьера имела невероятный успех у столичной публики. Известный музыкальный критик, профессор Московской консерватории Герман Ларош с восторгом написал: «„Борис Годунов“ — явление весьма знаменательное. Опера эта обнаружила, что в кружке, образующем крайнюю левую нашего музыкального мира… есть самобытное, самостоятельное содержание… Говорят, знание — сила. В гораздо большей степени справедливо, что талант — сила». С ним оглашались влиятельные СМИ: «Петербургская газета» 8 февраля сообщала о том, что «весь театр, от верху до низу, был в восторге». Д. М. Леонова сумела создать незабываемый бытовой образ разбитной женщины, привыкшей к каждодневным опасностям. «Старая греховодница» носила «грязное платье, из-под одной стороны которого — мужичий сапог, платок, надетый совершенно криво, и волосы, падающие на лицо» («Биржевые ведомости», 1874, № 40).

Модест Петрович впервые представил окончательную версию партитуры «Бориса Годунова» в петербургскую Дирекцию Императорских театров в 1869 году, где ему было вновь отказано в выдаче сценического удостоверения. Официальной причиной запрета чиновников театрального комитета стало отсутствие в драматическом произведении выигрышного женского образа, как того требовала устойчивая театральная традиция в XIX веке, тем более что они же обнаружили в сюжете какую-то двусмысленность. Вторую, исправленную редакцию партитуры Мусоргский завершил в 1872 году, но и при этом оставались цензурные претензии к её либретто. Наконец композитору удалось добиться, чтобы в бенефисном спектакле (к таким постановкам предъявляемые цензурой требования были существенно проще) были представлены три сцены (корчма, сцена у Марины, сцена у фонтана) с участием Ф. Комиссаржевского, О. Петрова, Д. Леоновой, Ю. Платоновой и О. Палечека.

Друзья М. Мусоргского как могли старались материально поддержать его: «По инициативе В. Жемчужникова они сделали Мусоргскому заказ на окончание „Хованщины“ и, сложившись, выдавали ему… ежемесячную субсидию (сто рублей) „в счёт“ выполнения заказа. В этом благородном деле, помимо В. Жемчужникова, участвовали государственный контролёр Т. Филиппов… благоговевший перед талантом Мусоргского, их общий знакомый Ф. Неронов, затем и В. Стасов… Материальная поддержка товарищей сберегла его последние силы, дала возможность продолжать творческую работу». [1.271]

Однако 11 февраля 1881 года на музыкальном вечере, в котором Модест Мусоргский принимал участие вместе с солисткой Императорских театров Д. М. Леоновой[242], с ним случился приступ, который, по мнению врачей, был очень похож на микроинсульт.

Дом Дарьи Леоновой стал последним приютом для великого музыканта, который попал туда «в самом нервном, раздражительном состоянии». После очередного обострения врачи предложили «в виду предполагавшегося сложного лечения и необходимости постоянного ухода поместиться в больницу, объяснив, как это важно и полезно для него. Он долго не соглашался, желая непременно остаться у меня. Наконец его убедили», — вспоминала певица. Так как нервные приступы продолжались, уже на следующий день композитор под чужой фамилией был помещён в Первый Николаевский военный сухопутный госпиталь. Надо сказать, что в этом лечебном учреждении было сделано действительно всё, чтобы вернуть Мусоргского к полноценной жизни: сказались помощь старых друзей, забота врачей и полный отказ пациента от алкоголя.