Жизнь за жизнь

Под ноги себе подполковник юстиции смотрел, скорее всего, просто по привычке, которая не оставляет следователя никогда, ни в какой обстановке. Не зря же существует поговорка, что мент он и в Африке мент. Старший следователь по особо важным делам ни разу в жизни в Африке не бывал, но от мента отличался мало чем.

Но и по сторонам Сан Саныч глядеть не забывал. Он ждал какой-то угрозы, ничего подозрительного первое время вроде бы не видел и не слышал, а потом все же что-то заметил. За сдвоенным стволом берез, растущих от одного корня, уже очень старого, стояли густые кусты. Именно в них среди плотной зеленой листвы промелькнуло, как показалось Соколовскому, что-то белое.

Подполковник юстиции уже прошел это место. Он вынужден был остановится и мысленно ругал свою реакцию за то, что она не позволила ему сделать это сразу. Старший следователь посмотрел за плечо, потом сделал шаг назад и взглянул на кусты под другим углом, тем же самым, что и прежде.

– И что это у нас тут такое интересное? – спросил он сам себя, совсем забыв, что обещал жене с собой, любимым больше никогда не разговаривать.

Сан Саныч наклонился, поднял лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул его и понял, что это карта данной местности, распечатанная на принтере, тот самый экземпляр, который был у майора Соловьева. Тут он вдруг почувствовал резкую боль в области затылка, потерял сознание и резко провалился в темноту, будто упал в нее.

Старший следователь не знал, когда именно он пришел в сознание, если не полностью, то хотя бы частично. Сначала подполковник юстиции увидел густой белый туман вокруг себя и ощутил давление под мышками. Какая-то сила крепко сдавливала его грудь и мешала дышать.

Но это мешал отнюдь не туман, ставший вдруг из черного белым. Голову он, конечно, окутывал, но внутрь не проникал ни через раскрытый рот, ни через нос. Только зависал облаком перед лицом. Да и то больше по сторонам и от прямого взгляда попросту рассеивался.

Сан Саныч попробовал пошевелить сначала одной ногой, потом другой и тут же осознал, что под ними нет никакой опоры. Выходило, что он попросту висел где-то, непонятно на чем.

Тогда Соколовский рискнул пошевелить руками и понял, что они у него привязаны к телу. Оно было чем-то плотно обхвачено под мышками и поперек груди. Это он разобрал явственно, но уразумел так же и то, что это не веревка, которая непременно врезалась бы в его тело. Чтобы этого не происходило, она должна была бы быть очень толстой, просто чрезвычайно, каких не бывает, наверное, в природе.

Старший следователь сообразил, что его грудь перехвачена достаточно широким ремнем. Он сдавливал ее по-разному, иногда очень сильно, а потом вдруг намного слабее. В эти мгновения у Сан Саныча появлялась возможность вдохнуть поглубже.

После нескольких таких вздохов подполковник юстиции Соколовский посчитал, что полностью пришел в себя. Он ощутил боль в затылке и в висках, зажмурился, тут же открыл глаза и убедился в том, что это ни к чему хорошему не привело.

Белый туман сначала превратился в просто белесый, а потом и вовсе исчез. На его место пришла темнота. Сан Саныч сумел констатировать данный факт только задним числом. Самого этого момента он почему-то не заметил. Мрак, который теперь стоял вокруг, пугал его куда сильнее, нежели белый туман, который прежде застилал глаза.

Но одновременно с этим откуда-то сверху до слуха Соколовского донеслись человеческие голоса. Правда, слова разобрать было невозможно, но уже одно присутствие людей словно бы давало ему какую-то надежду. По крайней мере, он был почти счастлив оттого, что не подвергся нападению дикого зверя. Само по себе это было бы, вероятно, гораздо хуже. Ведь звери не знают жалости и нисколько не виноваты в этом.

Сан Саныч считал, что с людьми всегда есть возможность договориться. Если у них нет жалости, то есть корысть или чувство собственного самосохранения. На любой из этих моментов всегда можно надавить. Так подсказывал старшему следователю по особо важным делам его профессиональный опыт.

Хотя он честно признавался себе в том, что среди тех преступлений, раскрытием которых ему приходилось заниматься, по-настоящему серьезные встречались крайне редко. Больше присутствовала так называемая бытовуха. Плюс мелкие кражи, которые, в соответствии с их тяжестью, могли расследовать и сотрудники следственного управления области, и следователи районных отделов полиции.

Чаще всего такое разделение происходило на основе наличия или отсутствия рецидива. Если преступление совершал человек, ранее за что-то судимый, то дело передавалось следственному управлению, если же виновник ранее к суду не привлекался, то дело чаще всего вел районный отдел полиции.

Этот принцип прежде распространялся даже на побои, нанесенные в семье. Личности, севшие по статье 116 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за это, становились одними из самых презираемых на любой зоне.