Жизнь замечательных людей: Повести и рассказы

Володя Будкин не был ни танцором, ни физкультурником, ни артистом, то есть оно бы и ничего, кабы не вот какое дело: он по женской линий был ходок. Между тем сердцеед из хромого мужика положительно никакой, это яснее ясного, хотя бы его отличали призывные глаза, волевое лицо и мощный размах в плечах. Немудрено, что Володя Будкин посчитал свою жизнь конченой, бросил Лесотехнический институт и нанялся к айсорам продавать у Савеловского вокзала стельки, крем для обуви и шнурки. Понять его, в сущности, было можно, потому что в такие годы женщины для настоящего ходока – все, или почти все, во всяком случае, они занимают в жизни куда больше места, нежели шпунтованная древесина и бонитет.

Но вот как-то под старый Новый год Володя Будкин выпил лишнего и со зла на своих эксплуататоров айсоров даром раздал прохожим все наличные стельки, баночки с кремом для обуви и шнурки. Айсоры за это жестоко его избили и сбросили наземь с Савеловского моста.

Правильно написано у пророка Екклесиаста: что было, то и будет, и ничего-то нет нового под луной. Опять Володя Будкин сломал ногу в щиколотке, на этот раз правую, опять хирурги подкачали, опять нога срослась таким образом, что укоротилась на два сантиметра, но при этом совершенно сравнялась с левой, и в результате он перестал хромать.

После этого случая Володя Будкин как бы воскрес и его жизнь вернулась в нормальную колею. Счастью его не было предела: он купил себе новый костюм, восстановился в Лесотехническом институте, поселился в общежитии, и скоро от него по-прежнему стенали женские этажи.

32

Это покажется невероятным, но в середине девяностых годов в колхозе «Путем Ильича» построили новый дом. Откуда взялись средства, никто не знал, и почему дом возводили турки, было непонятно, и вообще народ поначалу недоумевал: какое может быть жилищное строительство на селе, если уже который год нечем засевать пашню, если колхозникам вместо денег раз в три месяца выдают макаронные изделия и пшено...

Впрочем, колхозники недолго мучились этими праздными вопросами, и про турок они забыли, и про источники финансирования, потому что в новом доме правление поселило полеводческое звено. Ведь у нас народ как рассуждает: пусть хоть засуха, но если она работает на благо простого труженика, а не начальства, то и засуху дай сюда. Тем более что в колхозе «Путем Ильича» речь шла не о засухе, а о симпатичном двухэтажном доме с немыслимыми, по крестьянским понятиям, удобствами: газ, центральное отопление, канализация, телефон.

В начале сентября переехало в новый дом полеводческое звено, и сразу стало понятно, как должно жить белому человеку; ребята на радостях носились по квартирам как угорелые, женщин из кухонь было не выгнать, у мужиков возникло коммунальное чувство, и они построили у подъезда столик для домино. Вообще как-то разнежились мужики и за домино уже не материли начальство, а порой позволяли себе темы совсем уж отвлеченные, например, зачем у собаки хвост. Сидят они, положим, субботним вечером, рассматривают свои костяшки с таким нервным вниманием, точно на них написано будущее, и тут кто-нибудь говорит:

– Непонятно: зачем у собаки хвост? Зачем у коровы хвост – понятно: оводов отгонять. У лисы – следы заметать, у рыбы – чтобы плавать, а на хрена собаке-то сдался хвост?

Но расслабляться им было рано, поскольку колхоз до такой степени обеднел, что правление перестало выдавать макаронные изделия и пшено. Это потому был смертельный удар по крестьянскому бюджету, что прежде подачку сбывали в районном центре и на вырученные деньги закупали спичек, соли, водки и табака. Не знаем, как в иных землях, а для русского человека остаться без водки, без табака – это остановка жизни и Страшный суд.

Мужики-полеводы три дня за домино головы ломали, как существовать дальше, и в конце концов решили призаняться металлоломом, который в таком изобилии водился по неудобьям, что всего было не перетаскать. Вначале октября они нашли в поле двадцать метров стальной трубы, выкорчевали ее и сдали в приемный пункт. Возвращаются они довольные и хмельные, а жены им говорят: дескать, правление нарочно поселило простых тружеников в этот архиерейский дом, дескать, и месяца не прошло, как вышел из строя водопровод. Делать было нечего: недели две мерзли и таскали воду ведрами из колодца, пока председатель Борис Петрович, видимо, испугавшись волнений, как-то не наладил подвоз воды.

В начале ноября мужики срезали двести метров электрических проводов. Ясное дело: возвращаются они восвояси довольные и хмельные, а новый дом встречает их черными окнами, страшными, как выколотые глаза.

Один говорит:

– Вот так всегда у нас – то без света, то без тепла. Другой говорит:

– Прямо это какая-то мистика, а не жизнь!

Но настоящая мистика была еще впереди: в начале декабря председатель Борис Петрович, вроде бы мужчина черноземного происхождения и степняк, вдруг эмигрировал в Израиль, где, по слухам, поступившим гораздо позже, нанялся в сторожа.

Мужики толковали: