Однажды его по зиме увезли в какие-то красивые места, где между высоких заснеженных сосен повсюду были раскиданы огромные валуны. Максим своим расчетом был надежно установлен на позицию между этих валунов, прикрыт сверху дохленьким накатиком из бревнышек, и впервые увидел зрачком ствола не фанерные мишени на стрельбище, а каких-то солдат в чужой форме. Еще толком не понимая, что это его первый настоящий бой, Максим, повинуясь воле наводчика, выплюнул в сторону врагов длинную очередь, и радостно заклокотал вскипевшей в кожухе водой - он ПОПАЛ! Фигурки повалились в снег все до единой, но Максим знал - несколько из них уже точно не встанут! А с остальными, если наводчик не оплошает... нет, он же не понимает, как надо! Ну что за деревенский увалень! Кирюша, мать твою так, ну поправь ты прицел! Но наводчик не слышал Максима, всаживая очередь за очередью поверх залегших белофиннов. Фыркнув пароотводом, Максим подпрыгнул от отдачи и исправил наводку. Вот так, теперь еще несколько врагов никогда больше не встанут... Дикая радость охватила Максима - так, что он даже не почувствовал, как вражья пуля пробила ему навылет кожух, шлепнув бессильно в щиток. Зато заметил это наводчик, тут же прервав стрельбу. От возмущения Максим даже подумывал - а не воспламенить ли раскаленным стволом патрон в патроннике? Ему очень хотелось продолжить убивать врагов. И только чуть остыв, он почувствовал, как что-то горячее течет по станку. Первый бой обернулся и первым ранением.
Пробоину Максиму залатали в мастерской довольно быстро, и теперь он смотрел на своих собратьев и вовсе с высока. Кирюха, кстати, на других пулеметчиков - тоже. С рыжим толстым Кирюхой Максим не расставался еще долго, дойдя до Выборга, но потом Кирюху сменил щуплый Василий, куда более сообразительный, но ленивый. Максим его не любил - чистил тот его редко, масло жалел, обихаживал скупо и только когда начальство грозило проверкой. Правда, стрелял он хорошо - даже благодарность они с Максимом получили. А еще Василий приучал своего второго номера - вечно жующего что-то грузного татарина обращению с пулеметом. Это было просто ужасно - татарин, кажется, мог сломать все, что попадется ему в руки, даже болванку бронебойного снаряда. Был он туп и непонятлив, науку выставления прицела отказывался понимать в корне, хорошо хоть ленту набивал ровно и подавал исправно, а постреляв сам - исполнился непонятного уважения к Максиму. И теперь Максим был всегда накрыт плащ-палаткой Акбая, и воду ему тот менял, словно коню, под насмешки Василия.
Летним днем Василий с Акбаем прибежали за Максимом в каком-то незнакомом состоянии. Они были встревожены и злы, за спиной Акбая болталась винтовка со штыком, на поясе были подсумки, и оба они вполголоса ругали на обеих языках какого-то "Гитлера". Кто это такой, Максим не знал, но отчего-то сразу проникся к нему лютой ненавистью, и очень возжелал увидеть того на директрисе. Соседям по роте, такому же как он станкачу, разве молоденькому с нецарапанной краской, и заносчивому Дегтяреву, Максим поведал вечером, что такое война, и как им следует себя вести. Щенок восторженно внимал, а Дегтярев иронично позванивал пружиной в магазине.
Первый бой на этой войне Максим принял довольно необычно для него - на учениях ему приходилось изготавливаться для стрельбы по воздушным целям, но стрелять - еще ни разу. Отчего-то цель - кривокрылый угловатый самолет с крестами - сходу показался ему омерзительным... и опасным. Максим успел подумать - может это и есть тот самый "Гитлер"? И выпустил в сторону приближающегося самолета длинную очередь трассирующих пуль. Собственно, бой на этом и закончился - самолет беспрепятственно улетел, не причинив никому вреда, а Максим затаил неприязнь ко всему летающему.