Жизнь замечательных слов, или Беллетризованная этимологическая малая энциклопедия (БЭМЭ)

Когда-то у всех людей на земле был один язык – общее наречие. Собрались люди в долине Сеннаар и решили построить город.

– Обожжём кирпичи, – сказали они друг другу на общем языке, – и возведём из них дома и стены.

Так и сделали. И город стал называться Вавилоном.

А потом люди сказали друг другу на общем языке:

– Обожжём ещё кирпичей, да побольше, и построим из них башню до небес, до самого Бога. Будет она нам вечным памятником.

Богу это не понравилось. Ему показалось, что люди немного зазнались. Не человеческое это дело – строить башни до самого неба. И Бог решил проучить людей. Он дал каждому племени свой особенный язык, и люди перестали понимать друг друга.

– Подавай сюда кирпич! – кричит один. На своём языке. А другой думает (на своём языке): «Это он, верно, зовёт есть овечий сыр с пшеничной лепёшкой».

В общем, всё перепуталось и башня развалилась. И развеял Господь людей по всей земле…

Но если в Библии Вавилонская башня развалилась, то в жизни вышло иначе. Встречаются разные слова, сходятся… Настоящее столпотворение! Сейчас мы так называем толчею, скопище. А ведь «столпотворение» в первоначальном смысле – это создание столпа, башни.

Ложатся кирпичики разных наречий, крепко скрепляются держащим раствором родства – и кладка стоит прочно. Появляются всё новые и новые кирпичики, и башня языка растёт. Так что совсем чужих языков в наши дни, наверное, уже нет.

Плохо это или хорошо?

Это естественно. В старину, когда люди совсем мало знали про другие страны, настоящим наречием им казалось только своё, родное. А все остальные – какими-то бессмысленными звуками. Та пора оставила свой след в языке – ведь всё, что ни происходит, в нём отражается. Когда-то слово немец означало не жителя Германии, а любого чужеземца. Немец – значит, немой. Конечно, он что-то там говорил, но понять-то его было нельзя! Так стоит ли обращать внимание?

Уж в этом-то нам не следует уподобляться далёким предкам!

Можно ли вообще представить себе «чистый» язык без всяких примесей? Такое предположение, говоря по-русски, просто ерунда. Впрочем, почему по-русски?

Это слово не такое уж старое. Родилось оно в церковных школах, семинариях. Там обязательно надо было учить латынь. А в латинском языке много разных форм глагола, одна из них называется «герундий». «Надоело! – жаловались, должно быть, друг другу нерадивые семинаристы, – всё герундий какой-то да герундий!» Так надоело им зубрить проклятую латынь, что герундий сначала приобрёл презрительную кличку «герунда», а потом слово «ерунда» прочно вошло в русский язык.

Так можно ли говорить о «чистом» языке? Это ахинея. Тоже, между прочим, словечко семинаристов, но имеющее отношение уже не к латинскому, а древнегреческому языку. «Афинеос» – «афинский»; афинская премудрость надоела ученикам. И назвали они её ахинеей, галиматьёй, по-нашему.

По-нашему, да не очень-то. Появилась галиматья в средневековой Франции. Но и французского, кстати, в ней ничего нет. Не только значением, но и происхождением галиматья сходна и с ерундой, и с ахинеей, она вообще – студенческая шутка. В университетах той эпохи обучение велось в основном на латинском языке. И греческий, язык философии, был в большой чести. У преподавателей, конечно. А средневековые студенты считали, что они уже всё знают и учат их какой-то глупости. Вот они, смеясь, и составили небывалую смесь из латинского слова «петух» и греческого «знание». Получилось – галиматья, «петушье знание», что-то вроде куриных мозгов. Одним словом, чепуха.

Разными путями входят новые слова в язык. Иногда, как мы видим, просто от ученической лени.

Новая молитва

Есть замечательное слово, русское-прерусское: куролесить – озорничать, буянить, делать что-то не так, как надо. Можно даже попробовать догадаться, откуда слово это пошло: ну, скажем, совершила курица что-нибудь несуразное, в лес убежала, например. Куролесит, значит.

Такими изысканиями заниматься интересно, но довольно опасно: можно попасть впросак и, пойдя по неверному пути, заблудиться, как та самая курица в лесу. Лучше разберёмся, что было на самом деле.

До самого конца Х века люди на Руси были язычниками. Перун, Стрибог, Хорс, Макошь одаривали их удачей, защищали от бед и несчастий – если, конечно, вовремя принести жертву к подножью деревянных и каменных изваяний, идолов.

Но к 985 году киевский князь Владимир, наслышанный о других религиях, решил изменить свою. Много богов – хорошо, но один всё-таки лучше, так он подумал. Наверное, одному и жертв требуется меньше, и договориться с ним проще, и у большинства соседей так, да и князь ведь тоже один…

Прослышав о сомнениях Владимира, в Киев потянулись проповедники – всем хотелось иметь такого сильного владыку в единоверцах. Об этом рассказано в старинной русской летописи – «Повести временных лет».

Первыми перед Владимиром предстали приверженцы мусульманства и стали нахваливать Аллаха и пророка его Магомета, объяснять предначертанные ими законы. Владимиру кое-что понравилось – например, многожёнство. А вот запрет на вино…