Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Но вернемся в столицу. Раз уж речь зашла о кинопремьерах, назову еще несколько новых фильмов, которые вышли на экраны в те дни. Так, со 2 марта в кинотеатрах начали демонстрировать фильм Надежды Кошеверовой «Старая, старая сказка» с Олегом Далем и Мариной Нееловой в главных ролях; с 10-го сразу два фильма из Средней Азии: узбекская мелодрама «Улица тринадцати тополей» Виктора Иванова (пятью годами ранее снял комедию «Ключи от неба») и Абрама Народицкого и таджикский боевик про борьбу с басмачами «Встреча у старой мечети» Сухбата Хамидова. Главную женскую роль в последнем сыграла актриса Александра Завьялова, в последний раз потрясшая зрителей своей игрой десять лет назад, снявшись в фильме «Алешкина любовь» (лучший фильм актрисы — «Тени исчезают в полдень» — еще не вышел). В эти же дни в прокат вышел фильм Якова Базеляна «Тренер» с очень популярным тогда молодым актером Валерием Рыжаковым в главной роли.

Кино по ТВ: «Садко» (1-го), «Варькина земля» (премьера тф, 2 —5-го), «Анна на шее» (4-го), «Его звали Роберт» (6-го), «Дикий мед» (7-го), «Без борьбы нет победы» (ГДР, премьера тф 9 — 12-го), «Ленин в 1918 году», «Трактористы» (13-го), «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Взорванный ад» (14-го) и др.

Из театральных премьер первой половины марта выделю две: 3-го в Театре имени Ермоловой был показан спектакль «Обыкновенный человек»; 7-го в Малом театре — «Так и будет» К. Симонова.

Между тем в начале марта Владимир Высоцкий побывал в гостях у бывшего главы Советского государства, а ныне пенсионера Никиты Сергеевича Хрущева. По словам друга Высоцкого Давида Карапетяна, идея навестить бывшего небожителя пришла Высоцкому неожиданно: он заехал к приятелю домой и, будучи навеселе, предложил рвануть к Хрущеву. Самолично позвонил по телефону внучке Никиты Сергеевича Юлии и стал уговаривать ее устроить ему такую встречу немедленно. А поскольку Высоцкий умел уломать кого угодно, девушка согласилась. Через полчаса они с приятелем были у Юлии на Кутузовском проспекте, откуда та позвонила деду и предупредила, что выезжает к нему с друзьями (при этом она выдала их за актеров «Современника»). Еще через час они были на даче Хрущева в Петрово-Дальнем.

Эта встреча длилась несколько часов. Высоцкий просил Хрущева посодействовать ему в выборе кого-нибудь из членов Политбюро, кто мог бы помочь ему в его песенном творчестве. Так и сказал: «Песни мои ругают, выступать не дают, на каждом шагу ставят палки в колеса. А люди хотят слушать мои песни. К кому из руководства мне лучше всего обратиться?» Хрущев был поставлен в непростое положение, поскольку вот уже шесть лет, как ушел из власти. Но все же одну кандидатуру он назвал — секретаря ЦК КПСС Петра Демичева, который из всего руководства был самым «молодым».

Спустя какое-то время хозяин пригласил гостей за стол. Высоцкий довольно бесцеремонно спросил: «Никита Сергеевич, а у вас не найдется чего-нибудь выпить?» Хрущев извлек из шкафчика бутылку «Московской особой». При этом сам от выпивки отказался: мол, врачи не разрешают. Поэтому бутылку гости «приговорили» на двоих. После чего беседа полилась пуще прежнего. Говорили в основном о политике: о Сталине, Берии, десталинизации. Хрущев рассказывал настолько интересные вещи, что Высоцкий не сдержался: «Никита Сергеевич, и почему вы не напишете мемуары?» На что Хрущев резонно заметил: «А вы мне можете назвать издательство, которое бы их напечатало?» Высоцкий осекся: сам был точно в такой же ситуации, что и Хрущев.

Вспоминает Д. Карапетян: «Володя вел себя так, как будто рядом с ним сидел не бывший руководитель страны, а обыкновенный пенсионер. Он не испытывал какого-то пиетета или трепета по отношению к Хрущеву, скорее — снисходительность. Было видно, что Высоцкий отдает ему должное, но в то Же время за его словами как бы стояло: «Как же это вы прозевали, и мы опять в это дерьмо окунулись?»

Мне показалось, что Никита Сергеевич уже был как бы в отключке от общественной ситуации, у него было совершенно другое состояние — что-то типа прострации. Нужно учесть и его возраст — ему было тогда 76 лет: он выглядел окончательно разуверившимся в «предустановленной гармонии», одряхлевшим Кандидом, который на склоне лет принялся «возделывать свой сад». О событиях своей жизни он говорил без сопереживания, как о чем-то фатальном. Живая обида чувствовалась только в его словах относительно «хрущоб»: «Я же пытался сделать людям лучше… где же благодарность людская?.. Подняли их из дерьма, и они же еще обзывают». И, пожалуй, в его рассказе о «заговоре» тоже звучало живое недоумение по поводу собственной близорукости…»