Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Если роман Кочетова стал своего рода гимном сталинизма в СССР, то гимном антисталинизма можно смело назвать поэму Александра Твардовского «По праву памяти», которая была написана им чуть раньше, однако по цензурным соображениям никак не могла найти себе путь к читателю (в отличие от романа Кочетова). В итоге в конце 69-го поэма была опубликована на Западе в издательстве «Посев». И хотя сам Твардовский своего разрешения на это не давал, однако теперь на родине ему грозили серьезные неприятности.

4 января Твардовский приехал домой к своему заму по «Новому миру» Александру Кондратовичу, чтобы обсудить эту проблему. Последний описывает это так: «А. Т. приехал ко мне, сел и очень серьезно посмотрел на меня — глаза в глаза. Я даже чего-то испугался. Он сказал:

— Ну, что же, новый год начался, я принял решение: надо и жить по-новому. Я думаю вот что: надо ставить вопрос о поэме. Я решил твердо и говорил уже с Воронковым (секретарь правления Союза писателей по оргвопросам. — Ф. Р.). Сказал, что секретариат фактически уклонился от обсуждения поэмы, но надо сейчас обсуждать, я не хочу, чтобы обо мне потом говорили, как о Солженицыне: у него, мол, произведения печатаются за границей. И вы знаете, что Воронков ответил мне на это: «Но чего же обсуждать: ведь поэма действительно напечатана за границей». Говорит, во Франции, но он что-то путает. Во Франции — значит, в переводе.

Я сказал, что слышал от Эмилии: поэма опубликована в «Посеве», но не знаю, издательство это или журнал. (Потом Лакшин сказал: издательство.)

А. Т., удивленно: — Может быть. Я спросил Воронкова: опубликована в отрывках? Нет, полностью. Но тем более тогда надо обсуждать. И чего же он молчал? Мог бы поздравить меня в Новый год. А то молчит. Как они хотят все замять, как желают спокойной жизни.

Я заметил, что да, желают, но если дело коснется санкций, то тот же Воронков отдаст А. Т. на растерзание. И напомнил, что для меня до сих пор остается загадкой поздний вечерний звонок Воронкова мне, когда он неожиданно начал расспрашивать меня о том, как живет Солженицын, как обстоит дело с «Раковым корпусом», не нуждается ли он в деньгах и не стоит ли заключить с ним договор. Потом еще несколько дней ворошение, и Воронков снова звонил мне, и мы заключили с его одобрения с Солженицыным договор, сдали в набор часть романа. И вдруг все заскрипело и повалилось набок. Почему так действовал тогда Воронков, ничего не делающий по своей воле? До сих пор это загадка для меня. Кто-то и что-то за этим стояло…

А. Т. не обратил внимания на мои слова, занятый своими мыслями.

— Да, конечно, он предаст меня, в этом нет сомнения. Но я хочу выяснить все. И возникает масса недоуменных вопросов. Если я автор поэмы, которую нельзя опубликовать у нас, и она появляется за границей, то почему я остаюсь редактором журнала и числюсь одним из руководителей Союза? Ведь это же нельзя так просто оставлять без ответа. Но они хотят все замять…

Но я коммунист с большим стажем, лауреат всего на свете и награжден многим. Из меня не сделаешь Солженицына, и это тоже осложняет дело. Но пусть они и из этого ищут выход. А выход простой — напечатать поэму…»

И еще небольшой отрывок из воспоминаний А. Кондратовича, описывающий ситуацию начала января:

«Ходят слухи о присвоении А. Т. в день 60-летия (21 июня. — Ф. Р.) звания Героя Соц. Труда. Но при одном условии — он тут же пойдет на пенсию. Хотят купить золотом и званием? Положение в Союзе, конечно, пикантное. 60-летие не за горами. А как отметить его? А тут еще А. Т. начал свою катавасию с поэмой.

Упорно распространяют слух, что Солженицын — Солженицер. Хотят по этой линии вести черносотенную атаку. Звонил мне Монахов из эмвэдэстского журнала, спрашивает, у нас идет спор — Солженицын или Солженицер. Я ему рассказал как есть и посоветовал заглянуть в Исторической библиотеке в шестую Бархатную книгу, где фамилия Солженицыных занесена как дворянская…»

В те же дни начала января для миллионов советских болельщиков пришло радостное известие из Женевы: там наша молодежная сборная по хоккею во второй раз подряд стала чемпионом Европы. Между тем в тогдашней нашей «молодежке» было 19 игроков, но только пятеро из них сумеют через год-другой стать большими звездами и войти в состав первой сборной Союза. Это: армеец Владислав Третьяк, спартаковец Сергей Короткое и трое «крылышек»: Александр Лебедев, Вячеслав Анисин, Александр Бодунов. Что до остальных, то все они, кто в большей, кто в меньшей мере, станут звездами внутренних чемпионатов страны. Чтобы быть справедливым, назову их всех — вратари: Криволапов и Минеев, защитники: Чистячков, Прокофьев, Одинцов, Терехин, Мартынов, Блохин; нападающие: Климов, Савцилло, Сырцов, Железнов, Заикин, Иванов.

Однако на этом хоккейная тема в январе не исчерпывается. На те дни начала месяца как раз выпадает скандал, связанный с решением ЛИХГ (Международная лига хоккея на льду) отказать канадцам в проведении чемпионата мира по хоккею. Суть же этого громкого дела выглядела следующим образом.