Жизнь, застигнутая врасплох (Сломанные побеги-2)

— Ладно. Приютим. Если польза с тебя будет. Нас здесь пятеро. Мы этот чердак с боем взяли. Аренду платим. Приходится работать всем.

— Где же еще трое?

— На охоте. С неба ничего не падает. А жрать надо. Тебя как зовут?

— Павел. У кого же вы эти хоромы арендуете?

— У Яшки. Местный участковый. Сукин кот! Жадный гад. Все подвалы и чердаки держит под контролем.

— Подвал закрыт на замок.

— В чистых подвалах притоны работают. Там деньги делают. С них ментам другой доход идет. Наш подвал давно залит водой. Утонуть можно. Кому он нужен. На чердаки большой спрос нынче. Приходится дежурить. После того как две ближайшие общаги китайская мафия к рукам прибрала, пришлось за каждый теплый угол воевать. О вокзалах и говорить нечего. Там каждый квадратный метр на зоны разбит. Старые гнилые вагоны и те с путей не убирают. В них тоже живут. По шесть рыл на купе. Нам повезло. Участковый черных не любит. Так что мы живем в белом квартале, а не в гетто.

— Где же ваше настоящее жилье?

Оба рассмеялись.

— А твое где? — спросила Варюха.

— Дом сгорел.

— Или сожгли?

— Допустим, сожгли.

— У Змея не только сожгли, но и жену, и дочь убили.

— Кто такой Змей?

— Скоро познакомишься, — с грустью сказал Максимыч. — Хмурый мужик. Это он с ментами договорился. Наш главный защитник. Служил на зоне. Кумом был. С зеками не поладил. Такой вот несговорчивый. Но тем же не век сидеть. Вышли на волю и отблагодарили кума. Следы в Москву повели. Вот он их до сих пор ищет. Поквитаться решил. Пока Змей жив, и нам спокойнее. Без него мы здесь не продержимся. Жрать-то хочешь?

— Не очень.

— Вот и ладно, — вмешалась Варя. — К вечеру охотники что-нибудь принесут.

— И как я должен отрабатывать харчи?

— Сам придумаешь. Костяха сумочки щиплет. Данила Петрович телевизоры чинит. Варюха стеклотару собирает, я цветной металл ворую.

— Где же?

— Наводку мне приемщики на пунктах сдачи дают. Вся работа под током ведется. Медные провода особо ценятся. Вот и ты себе дело придумай. Кто ты по профессии?

— Нет у меня никакой профессии.

— У Варюхи тоже нет. Артисткой служила в театре. Машина сбила. Теперь хромает. Со сценой пришлось проститься. Заслуженной была. А жить на что? Хотела поменять двухкомнатную на однокомнатную с доплатой. Вот ей и доплатили. Осталась на улице. Теперь посуду собирает.

— Ладно тебе, Максимыч. Каждому свое.

— А ты не обижайся, Варюха. Мы все равны теперь. Меня родная дочь из дома вышвырнула, Костяха из детдома сбежал. Данилу Петровича дурью накачали, и он все бумаги подписал, а потом его в сарае месяц держали. Вернулся домой, а там другие люди живут. Профессор, а сделать ничего не смог. Теперь к нам еще один погорелец прибавился. Главное — не унывать. Все лучше, чем могила. В ней одиноко и холодно. Уж я-то покойничков повидал на своем веку. И тех, кто выжил. Без ног остался, но выжил. Человек будто заново родился. Впервые свет белый увидел. Возвращаться с того света, — это, брат мой, праздник. Мир в глазах переворачивается. А нам-то на что жаловаться.

— Не замели бы, как Ваську, — хмуро произнесла Варя.

— Васька козел. Сам виноват. Жадность фрайера сгубила. Жаль. Хороший был малый.

Варя глянула на побитого пришельца и толкнула Максимыча в плечо.

— А вот Паша его нам заменит. Мужик представительный. На такого не подумают. Вид солидный. Пару дней полежит в карантине, болячки пройдут и вперед.

— О чем это вы?

— Сможет, если в штаны не наложит, — подтвердил Максимыч.

— Вы обо мне?

— О тебе, Паша. Работенка не пыльная, но требует внимания и аккуратности.

— У меня даже одежды нет. Как я на улицу выйду?

— Придется потратиться. Деньги возьмем из резервного фонда. Оденем как надо. Даже крем для бритья купим.

— Делать-то что надо?