Жизнь - жестянка (СИ)

То, что я осознала, когда наблюдала за Эллен и бабулей, то понимание ситуации, которое возникло у меня только потому, что я наблюдала за ней со стороны, не дает мне покоя. Теперь я убеждена: для того, чтобы разобраться в себе, мне нужно каким-то образом оказаться в стороне если и не от самой себя, что, наверно, просто невозможно, то по крайней мере в стороне от эпицентра событий. Мне необходимо попробовать взглянуть и на Кристофа, и на наши с ним отношения издалека. А затем оценить их и наконец-то определиться, для начала окончательно поняв и осознав, что такого человека как Сергей Коршунов в моей жизни нет и не будет…

* * *

В аэропорту меня встречают мрачные Кондрат и Стрельников.

— Приперлась-таки. Мало тебе прежних приключений. Еще, видно, охота.

Стрельников ворчит и говорит всяческие гадости в своем стиле, но я так рада видеть их обоих, что настроение этим он мне испортить не сможет никак. Решаем ехать на дачу и закатить там пирушку по случаю моего приезда и, заодно, отметить успешное возвращение Федьки с очередной «войнушки».

Дом встречает меня чистотой и приятно заполненным холодильником. Это моя домомучительница, Зоя Федоровна расстаралась. Все-таки иногда бывает полезно оказаться человеком предусмотрительным и заранее побеспокоиться о том, чтобы предупредить людей о своих действиях. Правда, следует признать, что предусмотрительность и в этот раз проявила не я, а бабушка.

Сидеть на террасе Стрельников отказывается категорически — «нет уж, хватит, насиделся». Так что устраиваемся без затей — на кухне. Когда я задергиваю шторы на окнах за их спинами, вижу часть дома Коршуна. Он за все это время так и не объявился.

— Зато Антона я тут вижу регулярно, — делится наблюдениями Кондрат. — Я сюда иногда наезжаю. Думаю, может Коршун приехал, да затаился. Сидит и ни с кем не хочет общаться. Он у нас парень своеобразный, вроде тебя. Вполне может так поступить.

Киваю. Когда разбирала вещи в своей спальне, своими глазами видела в саду Антона. Он опять-таки курил и неторопливо пил пиво. Дому вредно пустовать. Наверно из этих соображений Борзунов сюда парня и отправил пожить.

Когда мы уже выпиваем достаточно много, в моей голове рождается светлая мысль пригласить в нашу уже очень теплую компанию и Антона. А то чего он там сидит один? Сказано — сделано. Все втроем пересекаем улицу и начинаем названивать в дверь Коршуновского дома. Не открывают нам очень долго. Но мы с пьяной настойчивостью не отступаемся. Кондрат уже начинает примеряться перелезть через забор, чтобы начать ломиться не в калитку, а непосредственно в дверь дома, когда нас наконец-то пускают.

Не могу сказать, что Антон нам рад. Да и кто будет рад трем сильно подвыпившим ребятам, которые явились к тебе безо всякого спросу в то время, когда приличные люди уже в общем-то спят? Мы начинаем зазывать его ко мне. Он отказывается. Тогда предлагаем переместить наши посиделки к нему. Он опять возражает. Мол, хата не моя, не могу здесь гостей принимать. Тогда Кондрат обнимает его своей здоровенной ручищей и тащит парня вглубь дома, уверяя его, что если бы Коршун был здесь, то он однозначно был бы только рад, если бы Антон немножко выпил с друзьями. Если уж Кондрат кого-то обнимает, спорить с ним невозможно…

Стрельников по-хозяйски ловко накрывает на стол, идет за водкой. В холодильнике ее не оказывается и приходится брать теплую, из бара. Кондрат сидит рядом с Антоном и не снимает руки с его плеч, словно боится, что парень убежит. Он и правда здорово дергается. Вот ведь их Борзунов как выдрессировал!

Сидим мы у него на самом деле не так и долго. Я начинаю клевать носом и прикладываться к подушечке-думке на диване, где сижу. Далеко мне до бабушки, не умею я пить наравне с тремя здоровенными мужиками. Антон, как самый трезвый в нашей гоп-компании, первым оценивает мое состояние и указывает Стрелку и Кондрату на очевидное — пора и честь знать. Он идет нас провожать. Коршунов и Стрельников плетутся впереди, поддерживая друг друга в особо сложных местах. Меня тащит на себе Антон. Прощаемся с ним на пороге моего дома. Мужикам он пожимает руки, меня обнимает, и я слышу у своего уха его быстрый полушепот:

— Это очень хорошо, что ты вернулась.

* * *

Первые дни в Москве занимаюсь тем, что общаюсь со своим продюсером и режиссером, покупаю себе амуницию, мотоцикл и, особо не заморачиваясь, права. Точнее меняю их на те, в которых открыта уже не только категория «В», но и «А». С шиком приезжаю к Стрельникову в контору и произвожу настоящий фурор. Правда совсем не такой, как ждала. Егор орет на меня как резаный.

— Ты что дура? Какой мотоцикл еще? Мало тебе, идиотке, что в тебя стреляют, тебя взрывают и насилуют. Тебе еще надо собственноручно на этой штуке убиться! Здесь тебе не Франция. Здесь тебя о грязную фуру размажут и скажут, что так и было.

Расстаемся в очередной раз поругавшись. Все-таки общаться с ним иногда совершенно невозможно. И как его та рыжая медсестричка терпит?..