Жизнь животных. Большая иллюстрированная энциклопедия

Одного из этих павианов я привез домой, в Германию, и он своими шалостями доводил, что называется, до белого каления нашу дворовую собаку. Когда та, удобно растянувшись на зеленой траве, предавалась отдыху, Атила – как звали павиана, – тихонько подкравшись, хватал ее за хвост и вдруг дергал со всей силы. Собака бешено вскакивала и бросалась на врага. Но тот, спокойно выждав приближение противника, перескакивал через него и снова хватал за хвост. Понятно, что собака окончательно выходила из себя, но ничего не помогало, и дело кончалось обыкновенно тем, что, поджав хвост, она убегала с жалобным воем от злорадствовавшего павиана.

Атила любил приемышей; между ними была и мартышка Гассан, о которой я говорил выше, как он обижал маленькую обезьянку, вытаскивая из ее рта пищу. Не довольствуясь, однако, одним любимцем, Атила крал везде, где только мог, щенят и котят и подолгу возился с ними. Однажды такой приемыш – котенок – оцарапал его. Атила внимательно осмотрел лапы любимца и, отыскавши когти, причинившие ему боль, без церемонии откусил их.

Обществом людей он очень дорожил, предпочитая, однако, мужчин женщинам, которым он всячески досаждал. Догадливость его доходила до того, что он умел отворять и затворять двери, открывал шкатулки и обворовывал дочиста, а живя зимою в хлеву, снимал двери с петель, выпускал коз и свиней и позволял себе другие проказы. Ел он все съедобное, в особенности картофель, и, что удивительно, очень любил табак и табачный дым.

Чакма, или медвежий павиан

Привязанность его ко мне была безгранична: я мог делать с ним, что хотел, даже, случалось, наказывал его, а он сердился на других, напр. На присутствовавших в это время в комнате, вероятно, считая их виновниками своего наказания.

Когда Гассан умер, он сильно горевал, и я, боясь за его участь, продал его в зверинец, где ему нашлась подходящая компания.

Из других представителей рода павианов следует упомянуть еще о гамадриле (Cynocephalus hamadrias), живущем в горах Абиссинии и Южной Нубии, поблизости воды и растительности, еще лучше – полей. Эти оригинальные павианы, достигающие в длину до 1 1/2 арш., причем только 8 дюйм. приходится на хвост, украшены длинной мантией, длина волос которой доходит до 10–12 дюймов. Рано утром, в хорошую погоду, стадо гамадрилов медленно и спокойно отправляется вдоль отвесных скал, причем то сорвут растение, корень которого употребляется ими в пищу, то свернут с места камень, чтобы достать из-под него улиток или насекомых. К вечеру, нагулявшись и вволю насытившись, стадо направляется на ночлег, поблизости какого-нибудь поля.

Гамадрил, или плащеносный павиан

Однажды мне пришлось увидеть стадо гамадрилов на гребне кряжа, довольно круто спускавшегося в обе стороны. Мне уже издалека бросились в глаза высокие фигуры старых самцов, но я принял их за обломки скал, на которых эти животные так похожи. Но отрывистый, громкий лай, который можно передать звуком «кук», сразу разубедил меня. Павианы повернули ко мне головы. Только детеныши продолжали беззаботно резвиться, да несколько самок не бросали своего любимого занятия – «искания» в шерсти самца. Но вот бывшие с нами борзые собаки с громким лаем бросились вперед. Тогда обезьяны поднялись на ноги, одна за другой двинулись вдоль хребта и скоро исчезли из наших глаз. Однако, обогнув долину, мы снова увидели их на узком карнизе скалы; просто невероятно было, как только они держались. Вспугнутое нашими выстрелами, все стадо принялось мычать, лаять и кричать ужасным образом, затем опять снялось с места. Однако при новом изгибе долины мы еще раз встретили его; павианы только что начали подниматься на противолежащие горы. Собаки кинулись на них. Тогда мы увидели редкое зрелище: при виде врагов старые самцы, уже поднявшиеся было на гору, поспешно спустились вниз и стали громко рычать, разевая свои страшные пасти, сердито колотя руками о землю и кидая на собак такие свирепые взгляды, что наши отважные животные с ужасом отступили. Однако мы успели снова науськать их; но гамадрилы почти все уже поднялись вверх, только один полугодовалый детеныш замешкался что-то. Собаки кинулись к нему; тот с пронзительным криком бросился на обломок скалы. Мы уже думали овладеть им. Но случилось другое. Величественно и гордо, не обращая на нас никакого внимания, один из самых сильных самцов спустился прямо к собакам и навел на тех прямо панический страх своими блестящими глазами, затем подошел к детенышу, обласкал его и, взяв на руки, направился обратно мимо собак – и те были так сконфужены, что беспрепятственно пропустили его. Этот мужественный подвиг вселил и в нас такое уважение к гамадрилам, что мы не пытались даже разрядить по ним своих ружей.