Наиболее подробно, учитывая характер своей предыдущей деятельности, Раковский остановился на той связи, которую он усматривал между внутрипартийным положением и борьбой в ВКП(б), с одной стороны, и тактикой международного капитализма – с другой. Приводились данные о том, что в западных буржуазных кругах борьба в СССР воспринимается как конфликт между революционным крылом (оппозицией) и умеренной частью (большинством), и это приводит к некоторым практическим выводам. В правящих кругах капиталистических стран возникает установка на торможение в решении вопроса о долгах, так как, по их мнению, большевики «будут вынуждены признать долги и в будущем заплатить нам больше, чем это готовы были бы сделать теперь». В качестве иллюстрации того, как, «ставя ставку на умеренное большинство ЦК, международный империализм дает нам бои и, самое главное, выигрывает их», Раковский привел конфликт с Францией, связанный с его отозванием с дипломатического поста. Кампания против полпреда, по его убеждению, исходила из предпосылки, что он, принадлежа к оппозиции, может не надеяться на защиту собственного правительства, в доказательство чего приводились документальные выдержки из французских газет, заявления А. Бриана и т. п. «Эта уверенность нашла видимость подтверждения в пассивности Наркоминдела и Политбюро по отношению к своему представителю в Париже». «Исторический смысл последнего франко-советского конфликта заключается в том, что переговоры на тех основах, которые Политбюро считало единственно совместимыми с нашими политическими и экономическими интересами, сорвались. Французское правительство будет теперь выдвигать новые требования… Теперь мы входим в новую полосу, когда соглашение будет возможно ценой капитуляции с нашей стороны. Изменить создавшееся положение к выгоде для нас можно только решительным изменением всего партийного курса».
В этих высказываниях проявлялась неоправданная экстраполяция фиксированного политического момента на будущее, не учитывалась поливариантность развития как СССР, так и капиталистического мира. Но с точки зрения того конкретного положения, которое имело место во второй половине 1927 г., анализ Раковского был весьма убедительным.
Х. Г. Раковский высказал убеждение, что вера «сторонников аппаратной власти» в укрепление партии путем избавления от оппозиционеров является самообольщением. «Коммунистическая партия, которая перестает свободно обсуждать – конечно, в рамках подлинного партийного устава – крупные вопросы внутренней и внешней политики, такая партия не смогла бы удержать свою роль руководителя пролетарской диктатуры и международного рабочего движения. Я жалею руководителей партии и Политбюро, если они и дальше будут считать, что можно руководить великим революционным государством в тягчайшей международной и внутренней обстановке, опираясь не на сознательного партийца, а на своего аппаратчика. Я жалею этих товарищей, когда они ищут опоры в тех людях, которые, являясь только тенью самих руководителей, будут вторить тому, что им предписывается из агитпропов, что им преподносится по шпаргалке. Таким образом руководить страной нельзя!»
Раковский заключал тезисы своего непроизнесенного выступления убеждением, что руководящая группа не в состоянии возвратиться с того гибельного пути, по которому она идет, что исправление создавшегося положения может быть осуществлено только самой партией.
Это был документ, исполненный решимости продолжать борьбу за возвращение к ленинской политике, как ее понимали оппозиционеры, но в то же время наивно недооценивавший те тягчайшие административно-бюрократические деформации, которые, имея корни в самих политических представлениях и государственно-политической практике Ленина, уже произошли в партии и которые не давали реальной возможности обычным квазидемократическим путем устранить Сталина и его группу с руководящих партийных и государственных постов.
Судя по времени смещения с дипломатического поста, можно полагать, что Х. Г. Раковский возвратился в СССР в середине октября.[1008]
Видимо, соответствует истине показание Раковского на провокационном судебном процессе 1938 г. о том, что, отправляясь в Москву после снятия с дипломатического поста в октябре 1927 г., он остановился в Берлине в советском полпредстве, где встретился с Н. Н. Крестинским, являвшимся полпредом в Германии, и Л. Б. Каменевым, занимавшим недолгое время такой же пост в Риме. Естественно, трое политических деятелей обсуждали текущее положение в стране и мире. В то же время явно клеветническим было утверждение, признанное Раковским на процессе, что было принято решение «маневрировать».[1009] Подразумевалось при этом намерение, скрывая истинные цели, проводить ту или иную линию в зависимости от обстоятельств, но линию, выгодную для оппозиции, то есть в сам по себе безобидный термин «маневрирование» вкладывался криминальный смысл.[1010]