С этого момента Раковскому не давали говорить. Раздались крики: «Что это, “урок дипломатии”?», «Кончай, о внутреннем положении скажи, о достижениях!», «Позор!».[1058]
Оратор смог лишь высказать несогласие с заявлением Сталина на XIV съезде партии о превращении мирной передышки в длительный период и в то же время указал на решительную поддержку оппозицией политики мира. Попытка дать анализ западных оценок внутрипартийного положения в ВКП(б) не удалась, так как все больший шум и крики сорвали завершение речи. Клакерам и этого было мало. Раздавались возгласы: «Долой его из президиума!»[1059]Справедливость требует отметить, что, хотя подчеркнутая нами выше оговорка и последовавшая за ней попытка разъяснения позиции меняли смысл выступления, должны были исключить какие-либо сомнения в том, что Раковский вовсе не выступает за войну с капиталистическим миром, в контексте всего высказывания они воспринимались с трудом, тем более в такой крайне недоброжелательной к нему обстановке, которая возникла на конференции.
Смысл речи был искажен уже в следующих выступлениях – А. П. Розенгольца, Л. М. Карахана, лишь незадолго перед этим тесно сотрудничавших с ним в Наркоминделе, а затем и в заключительном слове Н. И. Бухарина. Если даже такой опытный политический деятель, как Карахан, посвятивший всю свою речь полемике с Раковским, воспринял его слова как призыв к войне[1060]
(по всей видимости, неискренне), то что говорить о других, намного менее искушенных делегатах?!А. П. Розенгольц пытался противопоставить Раковского нынешнего Раковскому прежнему и недостойно утверждал, будто нынешний призывал на его изгнание из Франции ответить угрозой войны. «Не искажайте моих слов!» – воскликнул Христиан Георгиевич.[1061]
Розенгольц договорился до того, что приписал ему в прошлой дипломатической деятельности курс капитулянтства (инсинуации Сталина срабатывали в полной мере!): «Нам, близко знавшим Раковского и его линию, было чрезвычайно странно выслушать заявление Раковского, направленное против уступок. Ведь т. Раковский на протяжении ряда лет в области внешней политики проводил политику уступок, на которые ЦК не шел, уступок, означавших в значительной степени капитуляцию нашу перед капиталистической Европой. (Несколько более сдержанным был Бухарин, посвятивший выступлению Раковского целый раздел заключительного слова под названием «Политика мира или тактика авантюр?».[1063]
Бухарин заявил, что Раковский ведет «игру с опасными вещами», и продолжал: «Вот наша линия и наше маневрирование. А ориентация Раковского какая? Такая, чтобы подвинуть советские войска к границе, конечно не к французской… а к польской… Как мы ни уважаем Раковского, а до самого последнего времени он был одним из лояльных членов оппозиции, но так маневрировать мы ни в коем случае не могли. Это было бы преступное маневрирование, легкомысленное маневрирование, игра с огнем, с войной».[1064]Столкнувшись с искажением своих высказываний и с прямой фальсификацией, еще не привыкший к этому, Х. Г. Раковский вел себя нервно, перебивал выступавших. Из зала была брошена презрительно-враждебная реплика: «Дайте ему холодной воды».[1065]
Приходится признать, что московская губпартконференция существенно уменьшила авторитетность Раковского в партийной среде, аппарат во многом добился своего, и выступление самого Христиана Георгиевича этому невольно способствовало. В пропаганде следующих месяцев велась широкая спекулятивная кампания, связанная с извращенно толкуемым выступлением Раковского на Московской партконференции. В издевательской передовой статье журнала «Коммунистический Интернационал» развязно утверждалось: «На конференцию явились побитые вожди оппозиции Каменев и Раковский. С чем они пришли? Чтобы принести повинную за свои антипартийные и антисоветские выступления, за свою нелегальную работу, за свою неслыханную клевету на партию в подпольных листках, за свою преступную агитацию на улице? Ничего подобного».[1066]