Жизненный путь Марины

Но нас ждали. Надо было отправляться на завтрак в областной комитет партии. Здесь мы стали обсуждать, какую телеграмму дать в ответ. Сели все трое с карандашами в руках и стали набрасывать текст телеграммы. Однако ничего у нас не получалось. Волнение было так сильно, что мы не могли сообразить, с чего начать. В конце концов решили разойтись по разным комнатам и писать. Писали долго. Подруги заставили сначала меня прочитать мой текст. Вера Ломако сразу согласилась. Полина прибавила несколько слов из своего текста, и ответ был готов. Мы писали:

ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ СТАЛИН!

Трудно найти слова, чтобы выразить чувство радости, которое испытываем мы сейчас, получив Ваше поздравление, полное безграничной любви и заботы о нашей авиации и её людях. Пролетая над городами, колхозными полями нашей необъятной счастливой Родины, соединяя ''по воздуху два моря, мы несли в своих сердцах Ваше имя, имя творца самой демократической в мире Конституции, открывшей перед нами все пути счастливой и свободной жизни, давшей нам право добиться самого большого счастья советского гражданина — получить Ваше поздравление и хотя бы мысленно крепко пожать Вашу руку.

ПОЛИНА ОСИПЕНКО, ВЕРА ЛОМАКО, МАРИНА РАСКОВА

Поезд с участницами перелёта Севастополь — Архангельск подходит к Москве.

…Наконец наступило 6 июля — день, когда я снова увижу свою дочь! Поезд должен прийти в шесть часов утра, но ещё задолго до срока платформа Северного вокзала заполнилась людьми.

Неподалёку от меня стояла группа лётчиков. Они о чём‑то оживлённо разговаривали. До меня долетали обрывки фраз, и внезапно я услышала женский голос, спросивший:

— Вы не видели здесь матери Расковой?

От группы отделилась высокая молодая женщина и, улыбаясь, направилась ко мне. Я сразу догадалась, что это Валя Гризодубова.

Поздоровались, как старые знакомые. Ничего удивительного: обе мы знали от Марины очень многое друг о друге.

Валя взяла меня под руку, и мы пошли по платформе. Говорили, конечно, о Марине.

— Я ведь знала Марину гораздо раньше, чем мы с ней познакомились, — сказала Валя. — Я часто встречала её у Военно — Воздушной академии, и первое, на что обратила внимание, это на её необыкновенную аккуратность и подтянутость. Во всём — ив одежде, и в причёске, и даже в движениях.

Один раз я шла с кем‑то по улице и увидела мою незнакомку с голубыми петлицами. Мой спутник сказал: «А вот штурман Раскова».

— 0«а тоже немало слышала о вас, — сказала я, — и очень рада была, когда вы познакомились.

Уже давно стрелки вокзальных часов минули цифру «шесть». Поезд намного опаздывал. Танюша забеспокоилась — не завянут ли её цветы, подготовленные для встречи мамы. К двенадцати часам цветы действительно завяли. Пришлось купить другой букет.

В это время нам сказали, что лётчиц задержали в пути и что поезд прибудет ещё не скоро. Мне предложили выехать в Загорск, навстречу поезду. Отправив Танюшу домой с нашими друзьями, я поехала.

Полина, Вера и Марина ехали в специальном вагоне, украшенном зеленью и цветами. Внутри было убрано, как в уютной квартире.

Нечего и говорить о том, как радостна была наша встреча! Я села к Марине в купе. За беседой и не заметили, как подъехали к Москве.

Вот и Северный вокзал. Стены разукрашены красными полотнищами. На перроне выстроился почётный караул Московского гарнизона.

Как только поезд подошёл к перрону, мы услышали звонкое «ура». Оно катилось от самой Комсомольской площади и оглушило нас в дверях вагона.

Марину окружили. Кругом море цветов. Но вот среди них выплывает большой розовый букет. Кто‑то поднимает на руки Ханюшу, и она, не выпуская букета из рук, прижимается к Марине. Марина крепко целует девочку. Они идут рядом к выходу в город.

Но короткий путь не так‑то легко преодолеть: навстречу спешат представители различных организаций. Ещё цветы, ещё приветствия…

Мы с трудом продвигаемся вперёд, боясь отстать от Веры и Полины. Выходим на площадь. Садимся в машину. И тотчас цветочный град засыпает нас. Машина медленно проходит сквозь тысячную толпу москвичей.

Танюша сидит рядом с Мариной и без умолку задаёт вопросы. Марина машет рукой, отвечая на приветствия. Таня, подражая ей, тоже поднимает руку.

На другой день «Правда» напечатала обращение лётчиц к Москве: