Жизнеописание Александра (Книга 2)

LXXXIX. Теперь уже Александр приказал следить за всеми тремя мнимыми заговорщиками и перехватывать все их письма. Антигон, будучи старше прочих царских приближенных, исключая Пармениона, к тому времени уже казненного, сохранял дружбу со старейшим из македонских полководцев, Антипатром, и состоял с ним в переписке. Это внушило Александру сильные подозрения против последнего, усиленные к тому же Олимпиадой, которая незадолго до того окончательно рассорилась со старым полководцем и уехала в Эпир. Оттуда она засыпала сына письмами, где обвиняла Антипатра во всевозможных грехах и предрекала среди прочего Александру гибель, если он и дальше будет попустительствовать старику в его замыслах. Царь послал тогда верных людей следить за Антипатром. Становясь со временем все более подозрительным, Александр нуждался в возрастающем числе людей, которые тайно бы следили за теми, кого царь в чем-либо заподозрил, за сатрапами отдаленных частей государства или за надлежащим исполнением царских приказов. Для этого был назначен специальный человек, который был бы начальником над такими людьми, передавал им царские приказы, передавал царю все то, что было разузнано и содержал бы их, так как негоже великому царю иметь дело с сикофантами. Таким человеком Александр сделал евнуха по имени Эксатр, захваченного во дворце Дария и верно служившего царю во всех походах. Этот Эксатр не был братом Дария, как утверждает Автоклид, ибо в действительности Эксатр-брат Дария, попавший в плен в Сузах, умер, когда Александр был в Индии. Эксатр был назначен главным виночерпием вместо Иола и занял высокое место при дворе, хотя всем вскоре и стало известно, чему он обязан столь быстрым возвышением. Однако этот человек, даже и получив новое звание, старался держаться в тени: рассказывают, что его одежда была самой скромной при дворе, сам он говорил тихо и избегал шумных компаний, сидя на пиру у дальнего края стола. Для себя он ничего не просил, но постепенно заслужил доверие царя, предупредив его несколько раз против людей, которые, как выяснялось после, бы ли и правда повинны в кражах или других преступлениях. Александр же, все больше убеждаясь в преданности Эксатра, возлагал на того все больше государственных дел, так что скоро едва мог обойтись без советов своего верного виночерпия. Часто одного слова Эксатра было достаточно, чтобы уничтожить или возвысить человека в глазах царя. (LXL). Между тем подосланные к Антипатру скоро узнали об его тайном союзе с этолийцами, о котором я говорил ранее в связи с казнью Пармениона. Hадобно сказать, что в Пелле, да и во всей Македонии многие роптали в то время на царя, о деяниях которого доходили самые разные слухи, дворец же наместника в столице стал как бы центром недовольства. Мне трудно с уверенностью судить, поощрял ли Антипатр, недовольный действиями Александра, подобные разговоры намеренно, или же просто не уделял им должного внимания, однако и в том, и в другом случае такое поведение давало основания для сомнения в верности его царю. Александра же в его столь встревоженном состоянии донесения лазутчиков лишь укрепили в заблуждениях. Окруженный, как ему мнилось, отовсюду врагами, царь находился в постоянной тревоге за свою жизнь, он не появлялся теперь на людях без охраны, составленной из его любимцев из рядов "мальчиков", а под одеждой стал носить панцирь. Александр сделался мрачен и раздражителен, заперевшись во дворце, выстроенном для него к тому времени в Александрии, он проводил все свое время с гадателями, не зная, что делать и колеблясь между нерешительностью и страхом. Так прошло более месяца. Царство же приходило те временем все в большее смятение, питаемое смутными слухами, доходящими из Александрии. Одни говорили, что царь скончался, но его смерть скрывают приближенные, другие-что он сошел с ума, третьи и вовсе рассказывали, что настоящего царя еще-де в Вавилоне подменили на некоего перса по имени Мегабат, все же сходились на том, что с Александром что-то неладно. Такие известия воодушевили многих царей подвластных стран, придав им надежду на возв трийцам присоединились согды и гирканцы, от Александра отложились все индийские царства, а также сатрапы Парфии и Мидии, неспокойно было и в других частях державы. Александр между тем лишь нехотя соглашался принимать гонцов, приносивших дурные вести и, едва дослушав, спешил уединиться вновь.