— Ладно. Для меня это так ново, так удивительно, но я не думаю, что это неправильно. Его пальцы чудесно касались меня, я вся трепетала, а потом он сделал кое-что еще. Он взял мою руку и заставил сжать какой-то предмет. По форме он напоминал детскую ручку. Я сделала, как он велел, а когда посмотрела вниз, то увидела огромную бордовую штуку с голубыми прожилками и круглым пурпурным концом, похожим на сливу. А внизу у нее росло много черных вьющихся волос. Она была такая забавная! Я держала ее, а она росла у него между ног.
Джулия внезапно замолчала.
— И что же дальше? — подбодрила ее Белла.
— Он попросил меня подвигать рукой взад-вперед, а эта штука становилась больше, горячее и тверже.
— Не сомневаюсь, что он возбудился от ручек такой юной прелестницы, — заметила Белла.
— Но я испугалась, когда увидела, как блестят его глаза, как участилось дыхание. Но он успокоил меня и попросил положить и другую руку туда же. Он говорил, что я милое дитя, а потом велел ласкать эту штуку у меня на груди.
— И все? — подталкивала Белла.
— Нет, но… Мне так неловко. Я не должна рассказывать об этом. Он торчал около моего лица, и я положила его к себе на грудь. Это было изумительно! Он дрожат, он давил на меня. Святой отец попросил поцеловать этого монстра. Я была не против, ведь он источат такой чудесный запах! Я стала целовать, а потом взяла в рот. Язык стал влажным, а потом мне в рот полилась какая-то жидкость и залила мне руки и лицо.
Я продолжала играть с этой штукой, но вдруг в церкви хлопнула дверь, и отец Амвросий сказал, что нужно все прекратить, и убрал то, что было у меня в руках. Он сказал, что не нужно рассказывать всем то, что мы делали. Он был таким добрым и любезным, сказал, что я особенная, не такая, как все девушки. Ах, Белла, ты хотела мне рассказать что-то интересное? Я умираю от любопытства!
— Для начала скажи мне, посвятил ли тебя отец Амвросий в те наслаждения, которые дает предмет, тобою обласканный? Сказал ли он, что можно получить наслаждение и не согрешить при этом?
— Он говорил, что такую милость нужно заслужить.
— В браке, да?
— Нет. Он говорил, что брак — источник страданий, что клятва верности может быть нарушена с выгодой.
Белла улыбнулась, вспомнив, как слышала то же самое из тех же похотливых уст.
— А что он имел в виду? Когда такое можно позволить?
— Для этого нужны благие намерения. Например, молодую девушку могут выбрать за ее особенные наклонности и черты, и тогда она создана для того, чтобы скрашивать жизнь служителям церкви.
— Я понимаю.
— Я выбрана для этой миссии, это большая честь для меня. Так он сказал. И теперь я буду дарить чувственные наслаждения ему и другим тем, кому обет не позволяет жениться. Ведь природа наделила этими чувствами всех мужчин, и они должны удовлетворять их. Но Белла, расскажи наконец, какие у тебя новости!
— Хорошо. Думаю, сейчас самое время. Отец Амвросий хочет устроить тебе посвящение. И немедленно. Сегодня — лучший день для этого.
— О Господи! Но мне так стыдно! Я ужасно стесняюсь.
— Не надо стесняться! Все уже предусмотрено, и тебе ни о чем не стоит беспокоиться. Наш духовник — деликатнейший и милейший человек! Он все отлично устроил! Короче говоря, один хороший человек будет наслаждаться прелестями твоего юного и волшебного тела, но при этом вы не будете видеть лиц друг друга.
— Будет темно?
— Конечно же! Он должен будет перебороть соблазн увидеть тебя при свете, но зато сможет обладать всеми твоими восхитительными сокровищами.
— О, Белла! Ты вынуждаешь меня краснеть! И как же все это случится?
И Белла пустилась в разъяснения:
— Это просто. Ты будешь лежать на ложе в одной из наших миленьких комнаток. Твоего лица не будет видно, на голову мы набросим занавеску. Зато твое тело, полностью обнаженное, будет представлено во всей красе.
— Совсем голое! Как стыдно!
Белла задрожала от наслаждения.
— Ну что ты, милая Джулия! — пробормотала она. — Ты познаешь особенное удовольствие! Ведь ты вступила в период полового созревания и потому обязательно должна пробудить в себе удивительное, неизменное чувство наслаждения! Ты обретешь утешение, я обещаю.
— Белла, прошу тебя, не говори так!
Но воображение Беллы уже разыгралось, и остановить ее было невозможно.
— И тогда завершится битва, — нараспев говорила она, — наступит оргазм, и дрожащее орудие выстрелит в тебя своим огненным залпом. Липкое щедрое наслаждение сведет тебя с ума. Ах! И тогда ты испытаешь мощный прилив удовольствия, выплеснув в ответ свою девичью сущность.
— О чем это ты?
Белла пришла в себя.
— О всех радостях, которые предстоят тебе.
— Но Белла, ты заставляешь меня краснеть, когда говоришь такое!
Они беседовали еще долго таким образом, не забывая уточнить много прелестных пустячков. Я же, воспользовавшись моментом, ненадолго отлучилась и стала свидетельницей не менее интересной беседы.