Жизнеописание Льва

Одинокое окно горит на втором этаже сонным приглушенным светом. Катя с Вовой подбегают к двери. Она закрыта.

– Дядя Костя! – зовет Вова, задрав голову.

Тишина.

– Дядя Костя! – опять зовет он.

– Ты не так! – говорит Катя. – Смотри!

– Дя-я-ядя-я-я-я Ко-о-о-о-стя!

Тишина.

– Глухой он, что ли, – говорит Катя.

– Давай обойдем, – предлагает Вова.

Они обходят дом. Оказывается, с изнанки тоже есть горящее окно – кажется, кухня. И дверь есть, но тоже закрытая. Катя подпрыгивает.

– Давай! – Вова берет сестру за талию. Она еще раз подпрыгивает, цепляется за подоконник и —

– Вооовкаааа! – срывается.

– Ты чего, офигела? Руку мне чуть не сломала! – говорит Вова.

– Вовкааааа! – Катя переходит на шепот. – Там знаешь чего?

– Ребята! Эй, вы где?

Константин появляется из-за дома, с той стороны.

– Здрасте, дядя Костя! У вас лото есть?

«Tombe la neige», – поет Татьяна. «Tu ne viendra pas se soir», – сокрушается она.

Они сделали круг и опять вышли на свою улицу.

Навстречу Константину с ребятами.

Вова несет мешочек с лотошными бочонками, Катя – прямоугольные картонки с цифрами, Константин – сигарету с красным светящимся кончиком. Татьяна одергивает кофту.

– Ну всё! – говорит Константин. – Не заблудитесь?

– Ну конечно! – иронично и взросло говорит Катя.

Они бегут к своей даче.

– Бочонки не растеряйте! – кричит Константин вслед.

– Мы аккуратно! – кричат в ответ.

– Здравствуйте, Костя! – изменившимся лицом говорит Татьяна.

Ах, вот оно что! Но нет, невозможно. Не только из-за рыжей Светланы. Даже если бы ее не было. Просто вот это вот всё: немного мышь, очки, фортепиано, французский и такая же, как у Левы, общая пельменность внешнего вида (или, вернее, у Левы – такая же, как у мамы) – это точно не для Константина. Да и, правду сказать, Катя и то кокетничает удачнее.

– Здравствуйте, Таня! Вечерняя прогулка?

– Да вот вышла на мир посмотреть, себя показать… Лева, далеко не уходи!

– Вы какое-то странное время выбрали, Таня, себя показывать! Нет же никого.

– Ну… вот встретила вас.

– И все былое?

Пауза.

– Да, темновато тут у нас.

– Зато романтично.

А Лева пошел за ребятами на их дачу, а они заметили и спрятались в крыжовенных кустах. Он видит сдавленное копошение, но понимает, что по каким-то неизвестным ему правилам не должен его видеть. А еще Катя и Вова – его друзья, и они не могут от него прятаться – это ведь довольно странно. Если бы они хотя бы играли в прятки. Но они ведь не играют. Не играют? Нет, точно не играют. Он не считал с закрытыми глазами.

– Ау, – говорит повествовательно Лева, глядя в кусты.

Катя шепотом смеется, Вова зажимает ей рот.

– Ау! – опять говорит он кустам.

– Лева! – зовет его издалека мама грустно и раздраженно.

Des yeux qui font baisser les miens,
Un rire qui se perd sur sa bouche —
Voil`a le portrait sans retouche
De l’homme auquel j’appartiens.

В центре стола – копейки, двушки, пятачки и даже один гривенник. Мешок с бочонками у бабушки Лары.

– Восемнадцать! – говорит она. – Пять. Одиннадцать, барабанные палочки.

– Почему? – спрашивает Катя.

– Потому что похоже, – отвечает Вова.

– На что?

Вова демонстративно вздыхает и смотрит на отца, ища сочувствия.

– На барабанные палочки, дочуш. Число одиннадцать похоже на барабанные палочки.

– А-а-а…

– Тридцать два!

– А тридцать два на что похоже?

– Ни на что.

Катя задумывается.

– Смотри, – оживляется Вова, – ну смотри, ты опять всё пропустила. Вот же у тебя еще два раза одиннадцать – вон и вон. И вот тридцать два. Чем ты смотришь, корявая!

– Это что за слова такие?! – угрожающе говорит бабка.

– А ты дурак! – подумав, отзывается Катя.

Она сползает со стула ниже, пытаясь пнуть Вову под столом, но не достает. Анатолий встает, берет Катю под мышки и сажает нормально.

– Семьдесят семь! – объявляет бабушка. – Семен Семеныч!

– А Василь Василич бывает? – спрашивает Катя и тут же перебивает себя: – Ой, пап, а знаешь чего? У дяди Кости зонтик как у мамы! Отстань, дурак! – говорит она Вове, который заволновался и тоже рыщет ногой под столом. – Мы когда за лото ходили, я видела. Я думала, это мамин, а Вова сказал, что просто такой же похожий!

– Он даже и не слишком похожий! Тебе вообще показалось! А когда кажется, креститься надо! – Вова сползает ниже, и нога его достигает цели.

– Ну ты! – Катя выворачивает нижнюю губу, демонстрируя готовность заплакать. – Пап, скажи ему, чего он!..

Бабка откладывает в сторону мешочек с бочонками и смотрит на Анатолия.

– Я сама видела! Он его сушил открытый! Мама тоже так всегда сушит! И одна спица сломана!

Анатолий внимательно выискивает у себя на карточке какую-то цифру.

– Пап, не слушай, она всегда придумывает! – говорит Вова. – Ты тупая, все так зонтики сушат!

– У нашего друга доктора женский зонтик, надо же… – сама себе говорит Лидия Витальевна и – руку в мешок. – Тридцать пять.

– Всякое бывает, – отзывается Анатолий, не отрывая взгляда от карточки.

– Бывает, бывает… Семь.

– Ну па-а-а-а-а…

– Ты, Анатолий, все-таки…

– Что я?

– Ничего! Пятнадцать! Двадцать девять! Три!