Проблема заключается в следующем: в процессе осознания Самости возникают те конфликты, которых человек пытался избежать, вытеснив их в бессознательную сферу. Я-сознанию приходится разрываться между полярными аспектами души. Только так оно приходит к осознанию жизненных противоречий. Избежать этих страданий при индивидуации невозможно. Человек должен выдерживать напряжение до тех пор, пока противоположности не соединятся. Осознавая и признавая собственную беспомощность и слабость, Я отдается на волю творческим, объединяющим противоположности импульсам Самости. Цель заключается в том, чтобы найти срединную область, оазис спокойствия, не затронутый конфликтами. Это состояние не является чем-то большим, значительным, святым. Его можно выразить в простых словах: раскрепощенность, мир с самим собой, способность принимать жизнь такой, какая она есть.
Индивидуация дает человеку смысл жизни и наполняет ее глубиной. Индивидуация — это поиск Божественного в себе. Юнг считал, что помочь человеку обрести себя можно, лишь проникнув в его сферу бессознательного через сновидения и их анализ.
Человек рассказывает аналитику свой сон, после чего аналитик начинает искать в нем постоянно повторяющиеся образы. Например, человек часто видит во сне дом, реку, пещеру, алтарь… За этими образами стоят архетипы из коллективного бессознательного. Например, Самость как архетип, стремящийся к цельности личности, является в образе мандалы — совершенной геометрической фигуры. Через сновидения архетипы подсказывают человеку, в каком направлении ему двигаться дальше, важно только уметь разглядеть эту информацию. Например, если человек видит во сне бурную реку, значит, что-то мешает ему перейти на другой берег — сделать важный шаг, что-то в прошлом держит его.
Юнг обратился к мифологии потому, что она помогала ему лечить пациентов с их реальными проблемами. Например, Юнг выявлял в сновидении пациента символ, который не мог интерпретировать. Тогда Юнг обращался к мифологии и находил миф, в котором такой символ встречался. Так как мифы описывают человеческие конфликты, Юнг благодаря мифу понимал, какой неосознанный конфликт переживает пациент.
ЕСЛИ МЫ попробуем абстрагироваться от личного в душе, мы почувствуем, что в ней есть еще что-то, что роднит нас со всеми мужчинами и женщинами на земле. Мы не можем ощутить и испытать это, поскольку это «что-то» лежит в бессознательном, на самых нижних уровнях нашей души. Мы можем судить об этом только по сновидениям и фантазиям, в которых оно дает о себе знать. Идея о коллективном бессознательном оттолкнула от Юнга ученых, исходящих из материалистической модели мира. Для современного рационального человека мысль о том, что он может иметь те же воспоминания, что и какой-нибудь средневековый бакалейщик, абсурдна. Мы отрезаны от природы и твердо верим, что все можно объяснить с материалистических позиций. Но материализм отдаляет нас от других людей и от природы; в своем материализме мы одиноки.
Психология Юнга предлагает нам заменить холодный и бездушный механистический мир на теплый и органичный, где человек является частью мироздания. Конечно, эта психология не может решить все человеческие проблемы, но, по меньшей мере, она дает нам возможность взглянуть на мир по-иному. Ощущение общности с окружающим миром не угрожает растворению человеческой личности. Каждый человек уникален, у каждого своя, неповторимая, судьба.
Цитаты из работ Юнга
Было бы заблуждением считать, что есть более или менее пригодные методы лечения. В этом отношении теоретические предпосылки не значат практически ничего. Да и вообще следовало бы оставить разговоры о методе. Что в первую очередь важно для лечения — так это личное участие, серьезные намерения и отдача, даже самопожертвование врача. Я видел несколько поистине чудесных исцелений, когда внимательные сиделки и непрофессионалы смогли личным мужеством и терпеливой преданностью восстановить психическую связь с больным и добиться удивительного целебного эффекта.
Я знаю одного набожного мужчину, возглавлявшего церковный приход. Примерно в 40 лет эта набожность переросла у него в несносную моральную и религиозную нетерпимость. При этом характер его становился все более невыносимым. В конце концов он стал мало чем отличаться от угрюмо глядящей церковной колонны. Так он прожил до 55 лет, пока однажды он вдруг не привстал посреди ночи с постели и не сказал жене: «Теперь я все понял. Я подлинный негодяй». Это озарение не осталось без практических последствий. Последние годы жизни он провел в свое удовольствие, истратив при этом большую часть своего состояния. Очевидно, не так уж несимпатичен этот человек, способный на обе крайности!
Этот культ смерти рационально зиждется на вере во вневременность души, но его иррациональная основа обнаруживается в психологической нужде живых сделать «что-нибудь» для ушедших.